Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество - [126]

(Тут же рукой Лермонтова написано):

Подлинный аттестат получил своекоштный студент

Михаил Лермантов.

У сего свидетельства Его Императорского Величества Московского Университета печать.

Приложение II

Письма Е. А. Арсеньевой к внуку ее М. Ю. Лермонтову (осенью 1836 г.)

(К стр. 214).

«Милый любезный друг Мишенька, – пишет она, – конечно, мне грустно, что долго тебя не вижу, но, видя из письма твоего привязанность твою ко мне, я плакала от благодарности к Богу. После двадцати пяти лет страдания любовию своею и хорошим поведением ты заживляешь раны моего сердца. Что делать, Богу так угодно, но Бог смилосердится надо мною, и тебя отпустят. Меня беспокоит, что ты без денег. Я с десятого сентября всякий час тебя ждала, а 12 октября получила письмо твое, что тебя не отпускают. Целую неделю надо было почты ждать. Посылаю теперь тебе, мой милый друг, тысячу четыреста рублей ассигнациями, да писала к Афанасию[420], чтоб он тебе послал две тысячи рублей. Надеюсь на милость Божию, что нынешний год порядочный доход получим, но теперь еще никаких цен на хлеб нет и задаром жалко продавать. Невестка Марья Александровна была у меня и сама предложила написать к Афанасию, и ты верно через неделю получишь от него 2 тысячи; еще теперь мы не устроились. Я в Москве была нездорова, оттого долго так и прожила, долго ехала, слаба еще была и домой приехала 25 июля, а тебя моего друга ждала в сентябре, и до смерти мне грустно, что ты нуждаешься в деньгах; буду посылать всякие три месяца по 2,500 рублей, а всякий месяц уже слишком помалу, а, может, иной месяц мундир надо сшить. Я долго тебе не писала, мой друг, всякий час ждала тебя, но не беспокойся обо мне: я здорова. Береги свое здоровье, мой милый. Ты здоров, весел и хорошо себя ведешь. Я счастлива истинно, мой друг, забываю все горести и со слезами благодарю Бога, что он на старости послал в тебе мне утешение. Лошадей тройку тебе купила, и говорят как птицы летят; они одной породы с буланой и цвет одинаков, только черный ремень на спине и черные гривы; забыла, как их называют. Домашних лошадей всех шесть, выбирай любых: пара темногнедых, пара светлогнедых и пара серых, но здесь никто не умеет выезжать лошадей; у Матюшки силы нет, Никанорка объезжает купленных лошадей, но боюсь, что нехорошо их приездит. Лучше, думаю, тебе Митьку кучера взять можно до Москвы в седейки (?), его отправить дня за четыре до твоего отъезда. Ежели ты своих вятских продашь – и сундучок с мундирами, и с бельем с ним можно отправить; впрочем, как ты сам лучше придумаешь: тебе уже 21 год. Катерина Аркадьевна переезжает в Москву, то в Средниково тебе не нужно заезжать, да ты после тех ни разу не писал к Афанасию Алексеевичу; чрез письма родство и дружба сохраняются; он друг был твоей матери и любил тебя, как родного племянника, да к Марье Акимовне и Павлу Петровичу[421] хоть бы в моем письме приписал два слова. Стихи твои, мой друг, читала, бесподобны, а всего лучше меня утешило, что тут нет нынешней модной неистовой любви. И невестка сказывала, что Афанасию очень понравились стихи твои, и очень их хвалил, да как ты не пишешь какую ты пьесу сочинил комедию или трагедию?[422] Все [ко всему], что до тебя касается, я неравнодушна; уведомь обо всем (?), коли можно, и пришли через почту. Стихи твои я больше десяти раз читала. Скажи Андрею[423], что он так давно к жене не писал; она с ума сходит, все плачет, думает, что он болен. Achetez quelque chose pour Дарья[424], elle me sert avec beaucoup d’attachement. Очень благодарна Екатерине Александровне, что она обо мне помнит, но мое присутствие здесь необходимо. Степан очень прилежно смотрит, но все как я прикажу – то выходит лучше. Девки, молодые вдовы замуж не шли – беспутничали. Я кого уговариваю, кого на работу посылаю и от 16 больших девок 4 только осталось, и вдовы все вышли, иную подкупили, и все пришло в прежний порядок. Как Бог даст милость свою и тебя отпустят, то хотя Тарханы и Пензенской губернии, но на Пензу ехать слишком 200 верст крюку. Из Москвы нужно ехать на Рязань, Козлов и на Тамбов, а из Тамбова на Кирсанов в Чембар. У Екатерины Аркадьевны на дворе тебя ожидает долгуша, точно коляска, перина и собачье одеяло; может, еще зимнего пути не будет. Здесь у нас о всю пору совершенная весна среди дня, ночью морозы только велики.

[Идут разные незначащие поручения].

«Прощай мой друг, Христос с тобою, будь над тобою милость Божия. Верный друг твой Елизавета Арсеньева. 1835 года 18 октября… Все-то мне кажется, мой друг, что тебе денег мало, еще сто посылаю тебе, всего 1,500 рублей».

Приложение III

Письма Верещагиной (старшей сестры) к М. Ю. Лермонтову

(К стр. 237)

Le 12 Octobre. Moskou. (1832).

Votre lettre, datée du trois de ce mois vient de me parvenir; je ne savais pas, que ce jour là fut celui de vôtre naissance, je vous en félicite, mon cher, quoique un peu tard. Je ne saurais vous exprimer le chagrin que m’a causée la mauvaise nouvelle que vous me donnez. Comment, après tant de peines et de travail se voir entièrement frustré de l’espérance d’en recueillir les fruits, et se voir obligé de recommencer tout un nouveau genre de vie? ceci est véritablement désagréable. Je ne sais, mais je crois toujours que vous avez agi avec trop de précipitation, et si je ne me trompe, ce parti a dû vous être sugéré par M-r Alexis Stolipine n’est ce pas?