Миг жизни - [20]
«Вот уж правда расшевелил кучу…» — подумал я о комплекте защитной спецодежды, горкой сложенной в углу центрального зала.
Между тем Супреванов уже спустился на нижний марш нержавеющей лестницы, причмокивая и пришлепывая чунями по металлу, и ступил на дно шахты. Осторожно нащупывая ногами опору, прошел к фланцу корпуса реактора, из которого частоколом торчали толстые шпильки с черной от молибденовой смазки резьбой.
Он наклонился и взял лежавшую на дне шахты горящую фару подсветки (наше изобретение), которую успел включить еще наверху. Мне показалось, что он без резиновых перчаток.
— Мишка! — крикнул я. — Е-ка-лэ-мэ-нэ! Ты что, без перчаток?!
Он посмотрел вверх, щербато улыбнулся, поднял руки и поскрипел резиной о резину.
Фара подсветки опускалась в воду как парашют, покачивая из стороны в сторону коническим отражателем и матовым веером луча.
Под семиметровой толщей воды виднелась активная зона ядерного реактора. Еще четыре дня назад она работала…
Иногда вот так подумаешь: «Черт знает что!.. До чего докумекались люди!..»
Критмасса атомной активной зоны с радиоактивностью ядерного взрыва всего под семиметровой толщей воды, а ты стоишь себе — и хоть бы хны!
Вплотную над уровнем воды гамма-фон составляет всего семь-десять миллирентген в час. В активной же зоне теперь — не менее двадцати тысяч рентген в час…
Тарас Григорьевич щелкал ключом управления. Телескопическая штанга с телекамерой и захватом кассеты мерно погружалась в воду.
Просунув руку сквозь частокол шпилек, Миша поводил и потряхивал кабелем, направляя фару подсветки ближе к искомой кассете. Фара медленно опускалась. Световой луч, все уменьшаясь, сфокусировался наконец на активной зоне, более четко высветив группу ячеек, находящихся в его створе.
Я смотрел на Мишу, на его спокойные, экономные движения и испытывал почему-то неприятное чувство. Мне хотелось, чтобы он скорее ушел оттуда. Шахта грязная. На дне ее и стенах не менее двадцати тысяч распадов на квадратном сантиметре. Нормально она ведь должна быть заполнена водой. До недавнего времени так и было. В воде мы таскали отработавшее ядерное топливо.
Грязь, грязь, грязь… — вот это мучило.
Наконец Миша, закрутив кабель на шпильке корпуса реактора, не спеша направился к лестнице.
«Отличный мужик!» — подумал я о нем и шагнул в будку к Тарасу.
На экране телевизора показалась несколько сформированного вида (телекамера смотрела наклонно и сбоку) группа шестигранных ячеек активной зоны. Четко различимы заманы головок кассет. А вот и движущийся вниз набалдашник (байонет) захвата.
— Байонет подошел к заману, — спокойно сказал Тарас и, глянув на меня, спросил: — Вводим?
Я промолчал. Взял трубку телефона и позвонил на блочный щит управления предупредить СИУРа Захаркина, что начинаем стыковку. Четко представил его. Бледный, тощий. Один у пульта. Порою внимательно, как-то даже прицельно, вглядывается то в зайчик гальванометра, то в самописец нейтронной мощности. И сам себе спокойно так говорит: «Все глухо…»
Потом берет коробочку с карманными магнитными шахматами, близко подносит к своему острому бледному носу и играет сам с собой.
— Захаркин, — послышалось в трубке.
Голос был альтовый, спокойный и немного вопрошающий, будто СИУР сам себя спрашивал, уточняя, Захаркин ли он.
— Играешь? — спросил я, представляя удивление на лице СИУРа.
Захаркин помолчал, словно бы соображая, что ответить. Потом сказал с некоторой смешинкой в голосе:
— Слегка… Между делом…
— Начинаем стыковку с 15–32. Будь внимателен.
— Отлично! — сказал Захаркин, и я представил, как он отложил в сторону коробочку с шахматами и подвинул ближе к себе картограмму активной зоны и оперативный журнал. — 15–32, говоришь?.. Пометим…
— Следи.
— Слежу.
Я положил трубку и приказал Куркову:
— Начинай, Тарас!
Курков тут же дожал ключ, и на экране телевизора хорошо стало видно, как телескопическая штанга перегрузочной машины, потерявшая под водой свой блеск, с байонетом на конце, быстро пошла вниз. Захват вошел в отверстие замана в головке кассеты. Произошло нажатие пружины, поворот байонета, щелчок и захват…
— Все! — сказал Тарас Григорьевич.
Я смотрел на экран телевизора и думал: какое четкое изображение! Ни тебе подергивания, ни искажений. Не то что на домашнем…
Послышался гул шагов по железу, и в будку оператора вошел Миша Супреванов. Он уже снял с себя резиновые перчатки и пластикатовый полукомбинезон, но от него еще очень свежо несло пластмассовой вонью…
— Ну как? — хрипло спросил он.
— Состыковались, — сказал Курков, показывая всем видом своим, что он уже ждет и чуть ли не напрасно тратит время.
— Тащи! — приказал я.
Раздался щелчок ключа. Загудел мотор подъема. Кассета пошла. По изображению на экране казалось, что она идет как по маслу.
— Нагрузка? — спросил я.
— Норма! Пятьсот килограмм… — сухо ответил Курков, озабоченно поглядывая на динамометр. Но вдруг дернул ключом и тревожно выкрикнул: — Стоп! Семьсот кило… Что будем делать? — Он смотрел на меня строго и как-то даже безучастно, словно бы говоря: «Я свое дело сделал, теперь делай ты…»
Будто желая лишний раз убедиться, я переспросил:
— Заело?
Курков молча кивнул.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Новая книга Григория Медведева, автора хорошо известной читателю «Чернобыльской хроники», включает цикл новых рассказов, повесть о трагически завершившемся эксперименте «Горячая камера» и очерк «После Чернобыля». В центре авторского внимания — наш современник, человек, как правило, поставленный в ситуацию экстремальную. Герои Медведева вынуждены делать выбор, который предопределяет самое главное — право на жизнь.
"После Чернобыля нет нужды разъяснять читателям, сколь остра и злободневна сегодня проблема: «Человек и АЭС», «АЭС и окружающая среда». Повесть «Энергоблок» об этом. В центре ее — начальник отдела радиационной безопасности В. И. Палин, всю жизнь отдавший атомной энергетике. Центральное событие повести — пуск атомной станции в тот момент, когда АЭС не готова к пуску; и расплата за торопливость — радиоактивное заражение водоемов, окружающего пространства и помещений самой станции.".
Писатель Гавриил Федотов живет в Пензе. В разных издательствах страны (Пенза, Саратов, Москва) вышли его книги: сборники рассказов «Счастье матери», «Приметы времени», «Открытые двери», повести «Подруги» и «Одиннадцать», сборники повестей и рассказов «Друзья», «Бедовая», «Новый человек», «Близко к сердцу» и др. Повести «В тылу», «Тарас Харитонов» и «Любовь последняя…» различны по сюжету, но все они объединяются одной темой — темой труда, одним героем — человеком труда. Писатель ведет своего героя от понимания мира к ответственности за мир Правдиво, с художественной достоверностью показывая воздействие труда на формирование характера, писатель убеждает, как это важно, когда человеческое взросление проходит в труде. Высокую оценку повестям этой книги дал известный советский писатель Ефим Пермитин.
Новый роман талантливого прозаика Витаутаса Бубниса «Осеннее равноденствие» — о современной женщине. «Час судьбы» — многоплановое произведение. В событиях, связанных с крестьянской семьей Йотаутов, — отражение сложной жизни Литвы в период становления Советской власти. «Если у дерева подрубить корни, оно засохнет» — так говорит о необходимости возвращения в отчий дом главный герой романа — художник Саулюс Йотаута. Потому что отчий дом для него — это и родной очаг, и новая Литва.
В сборник вошли лучшие произведения Б. Лавренева — рассказы и публицистика. Острый сюжет, самобытные героические характеры, рожденные революционной эпохой, предельная искренность и чистота отличают творчество замечательного советского писателя. Книга снабжена предисловием известного критика Е. Д. Суркова.
В книгу лауреата Государственной премии РСФСР им. М. Горького Ю. Шесталова пошли широко известные повести «Когда качало меня солнце», «Сначала была сказка», «Тайна Сорни-най».Художнический почерк писателя своеобразен: проза то переходит в стихи, то переливается в сказку, легенду; древнее сказание соседствует с публицистически страстным монологом. С присущим ему лиризмом, философским восприятием мира рассказывает автор о своем древнем народе, его духовной красоте. В произведениях Ю. Шесталова народность чувствований и взглядов удачно сочетается с самой горячей современностью.
«Старый Кенжеке держался как глава большого рода, созвавший на пир сотни людей. И не дымный зал гостиницы «Москва» был перед ним, а просторная долина, заполненная всадниками на быстрых скакунах, девушками в длинных, до пят, розовых платьях, женщинами в белоснежных головных уборах…».
Русская советская проза 20-30-х годов.Москва: Автор, 1992 г.