Миг жизни - [2]

Метелев наблюдает за ним все это время, но не будит. Жалко. Он по себе знает, как тяжко бывает бороться со сном. А потом, смешно. Валера находит, что в профиль Саня здорово смахивает на Бонапарта времен Бородинской битвы. Только нос русский — шишковатый…

Проснувшись, Афонин бодренько вскакивает с кресла, делает несколько энергичных движений руками вроде утренней зарядки, потом достает из-под сейфа кусок свинца от биологической защиты и по десять раз отжимает каждой рукой. Сечкин сердито замечает, что сразу после сна опасно для сердца поднимать тяжести…

— А я не спал… — говорит Афоня, гулко дыша.

Валера долго и зло смотрит на Саню, потом с пониманием на Метелева.

— Спал ты! — говорит Сечкин совершенно серьезно.

— А я говорю: не спал! — бодренько отвечает Афонин и снова усаживается в кресло и занимает ту же, отработанную годами позу.

Вскоре после этого Афонин снова засыпает. Сечкин возбужденно говорит Метелеву:

— Видал, как он не спит?! — И хрипло крикнул: — Саня! Уровень в реакторе!

Афонин ошалело вскакивает. Тупо смотрит на самописцы.

— Я ж говорю — спишь… — уже мирно напоминает Сечкин, подсаживаясь к коротковолновому приемнику.

— Послушаем из-за бугра? — спрашивает он Метелева.

Метелев молчит, перелистывая журнал заданий. Листает медленно, мимоходом просматривая давние страницы. Наконец, знакомая до раздражения, однообразная запись:

«Всем сменам! Поддерживать установленный режим работы электростанции».

Подписал заместитель главного инженера по эксплуатации Козин. Подпись у него броская, размашистая и читается как «козел». Отсюда и кличка. У него треугольные волчьи глаза, очень синие. Смотрит он всегда через плечо собеседника, но когда в глаза ему заглянешь, в них что-то женское. Может, знает это, потому и через плечо смотрит. Называет он своих подчиненных по-старинному, переделывая отчество в фамилию. Получается не Виталий Иванович Метелев, а Виталий Иванов Метелев…

— Поддерживать установленный режим… — задумчиво и тихо произнес Метелев, прислушиваясь к тому, что вещала «Свобода». Его давно уже стала раздражать кощунственная доверительность, с какою эти «друзья» продавшие Россию, обращались к ее народу. — Да заткни ты ей глотку! — с раздражением сказал он Сечкину и свернул ручку настройки с волны вещания. — Найди какую-нибудь музыку, что ли… — сказал Метелев несколько виноватым тоном.

Сечкин выключил приемник.

— Сам ищи… — сказал он, сел на свое место и туда-сюда повертел переключателем диапазонов нейтронной мощности.

Метелев не стал искать легкую музыку. После недолгого неловкого молчания Сечкин возбужденно сказал:

— Ты думаешь, все знаешь?! Далеко не все!

Метелев несколько разочарованно глянул на Сечкина:

— А я и не говорю, что все знаю… Просто у нас своих забот полон рот. И никто их не решит, кроме нас, понимаешь…

— Понимаю не хуже тебя! — возбужденно сказал Сечкин и, развернувшись вместе с креслом к Метелеву, добавил: — Можно подумать, ты доволен своей жизнью!..

— Нет, не доволен.

— Ну вот… — немного успокоился Сечкин.

— Что — ну вот?.. Мало ли чем может быть недоволен человек? Собою, например…

— Мы инженеры, — не отступал Сечкин, — в смене тридцать человек… Это, — он развел руками вокруг себя, — не работа для инженера!.. Посади сюда десятиклассника, обучи от сих до сих, и он будет ключами ворочать не хуже тебя, физика с университетским образованием…

— А кто тебя толкал идти в смену? — спросил Метелев немного с насмешкой. — Ты ведь специалист по нейтронной спектрометрии, физик-экспериментатор, так сказать…

Сечкина задело:

— А ты посиди на ста сорока рублях пять лет… Глава семьи… Я активные зоны пяти реакторов исследовал, на критсборках собаку съел!.. А что в итоге?.. Сто сорок — и выстраивайся в длинную очередь… Жди, когда тебе утвердят тему…

— Ну и что? — улыбнулся Метелев. — На сорок рублей больше, зато обалдевающая работа робота… Посидишь несколько лет на управлении реактором, потом на месте Сани Афонина… Такую же позу выработаешь… В конце концов влезешь на мое место… Не успеешь глазом моргнуть, а тебе уже сорок… — Метелев рассмеялся. — А мне тридцать пять… Почти предел, когда на что-то еще можно надеяться… У атомщиков это так… Почти предел… А пенсия с пятидесяти…

Метелев дружески улыбнулся, пытаясь как-то смягчить Сечкина.

— Вот скажи лучше… — предложил Метелев. — Вопрос на засыпку… Почему управляем электростанцией все же мы, физики с высшим образованием, а не десятиклассники?

Сечкин прищурился и пронзительно посмотрел на Метелева.

— Смеешься надо мной? — спросил он. — Думаешь, совсем лопух Сечкин?

— Да не думаю я так! — засмеялся Метелев. — Но ты же сам сказал: десятиклассники и так далее… Но почему все же мы?

Лицо Сечкина стало обиженным, надутым.

Метелев перестал смеяться и подумал:

«Конечно… Высшее образование страхует недостаточную пока надежность АЭС… Сторожа с высшим специальным образованием… А что делать?..»

Он подождал еще некоторое время, но Сечкин ничего не ответил. Достал «Дукат», дрожащими руками зажег спичку. Закурил. Развернулся на вращающемся стуле к своему месту и молча, пуская густые и, как показалось Метелеву, какие-то нервные кольца дыма, уставился на самописец. Спина у Сечкина была очень выразительной. В ней ощущались несогласие и даже какая-то решительная, злая напряженность.