Мифы о русской эмиграции. Литература русского зарубежья - [284]

Со специальной ненавистью рассказывается нам про инцидент, когда П. Н. Шабельский-Борк, стреляя в Милюкова, случайно убил Д. Набокова. Не станем одобрять покушение, но объясним его (так уж и непонятную Носику?) причину. Милюков являлся одним из главных устроителей февральской революции, соскользнувшей в октябрьскую, и, значит, – виновником всех неимоверных бедствий нашей родины. Между прочим, в конце жизни Милюков сделался правоверным советским патриотом (не закономерный ли путь?). А Шабельский-Борк… тот в конце жизни был сотрудником, – и блестящим! – нашей газеты, под псевдонимом Старый Кирибей. За одно уже это почтим его память, – и отвернемся с отвращением от болтаемых о нем ныне беспринципным борзописцем глупостей.

Процитируем вчистую лживую и лукавую фразу: «Интеллигенция, особенно левая, особенно революционная, хотя бы в прошлом, особенно либеральная, хотя бы и умеренно либеральная, была окружена в эмиграции кольцом ненависти». Ах, бедные! ах, страдальцы!.. На деле, эти левые как раз управляли всем, держали в руках деньги, связи с иностранными властями и партиями, регламентировали литературу, благотворительность, общественную жизнь… Увы! Так оно и по сегодня остается.

Отметим еще несколько курьезов и ляпсусов. Книга В. Волкова – русского, пишущего по-французски с большим успехом, – «Vladimir, le Soleil Rouge», это не роман (как думает Носик), а историческое исследование (мы его когда-то разбирали в «Нашей Стране»). Забавно его пристрастие к кинопостановщику Вадиму, одному из самых безнравственных развратителей публики на Западе. Преклонение перед блудодеем мысли Г. Федотовым – в порядке вещей: тот симпатизировал идее расчленения России, столь модной в наши дни.

Коснемся напоследок высказываний г-на Носика о русском языке. Он рассказывает, что, будучи в гостях у приятеля «недавнего русского эмигранта из третьей волны», обнаружил, что сынишка сего последнего совершенно не умеет говорить по-русски. Грустно, конечно… Но вот на той же странице (одной лишь странице!) под пером самого автора мы встречаем следующие выражения: пацанский кайф, заморская феня, русский треп – et j’en passe[717]… Воображает ли он, будто это русский (литературный) язык? Разуверим его: это – хулиганский жаргон. Если от такого языка дети сторонятся, то что ж: они и правы. А сохранение языка (Носик констатирует, что его дочь тоже по-русски говорить не умеет), оно, конечно, проблема. Но, именно на сей предмет, старая эмиграция, каковую он изучает, создала сеть молодежных организаций, функционирующих и поныне: витязи, РСХД, четверговые школы при церквях. Туда принимают всех. Что мешает г-ну Носику и его друзьям туда обратиться?

Как ни странно, наша новая эмиграция подобных затруднений не знала: в 4–5 семьях, которые я посещал, где были дети (теперь уже выросшие), они все свободно владели родной речью.

Нехорошо у автора с русским языком; а уж что до французского – сущий кошмар! Он уверяет, что французы при встрече его спрашивают: «Рюс бланш?» Ни один француз так не скажет. Разве что, если примет г-на Носика за женщину, во что трудно поверить (а впрочем, мы ведь не знаем, как он выглядит).

Написание названий французских улиц, учреждений и т. п., в данной книге таковы, что волосы встают дыбом: Монтань-Сан-Женевьев, вместо Монтань-Сент-Женевьев (что это за акцент: испанский? итальянский?); «Эдиторз реюни», блинкиз (тут, напротив, явно английский акцент). И так, – буквально на каждом шагу…

Опять же и с собственными именами скверно. Казем-Бек, почему-то многократно! – именуется Казим-Беком, Людендорф превращается в Лидендорфа, поминая графа Эстергази, автор пишет с большой буквы Граф Эстергази (считая, что это – часть фамилии?), даже генерала де Голля почему-то именует Де Голль (так пишут разве что голландские фамилии; да и то…).

Существует, вообще, своего рода лакмусовая бумажка: образованные люди передают по-русски французские артикли как ла и ле; необразованные – как ля и ле. Г-н Носик экзамена, определенно не выдерживает.

Что до его моральной физиономии, она нашим читателям уже известна. Сей хамелеон готов прославлять Россию или обливать помоями, – смотря только, где и когда он пишет. Дело привычное: Made in USSR.

«Наша страна» (Буэнос-Айрес), рубрика «Библиография», 6 февраля 1993, № 2218, с. 2.

В тупике

Автору двухтомника «Русские тайны Парижа» (СПб, 2001) Б. Носику мы бы готовы многое простить за его последовательную ненависть к большевизму и смелые разоблачения французских и вообще западных большевизанов из числа левой интеллигенции и их русских пособников, эмигрантских и советских. Увы, эти эмоции не спасают его от печальных заблуждений. Он упорно отождествляет монархистов с фашистами; а сие суть вещи разные и даже несовместимые.

Впрочем, как ни странно, подобная линия подана сегодня как обязательная, по команде правительства Эрефии. А как главное обвинение против правого лагеря, в эмиграции и на родине, он выдвигает уже новый навет: принадлежащие к данному стану люди занимаются де фабрикацией вымыслов о «заговоре» против них и против России.

Возникает вопрос, а кому же он, Носик, симпатизирует? Вроде бы «демократам». Но кто эти благородные демократы? Вот он сам разоблачает (и хорошо делает!) весь цвет культурной элиты, дружно сплотившейся против Кравченко, во время его процесса против «Летр Франсез», упорно восхвалявшей сталинизм, верно служившей кремлевским деспотам и чекистским палачам.