Миф о русском дворянстве: Дворянство и привилегии последнего периода императорской России - [59]

.

Еще одним полюсом притяжения для многих дворян и их капиталов был деловой мир. Более состоятельные и знатные нередко становились членами правлений директоров банков, железнодорожных компаний и любых других корпоративных деловых предприятий. Такие должности иногда оказывались финансовым спасением для попавших в стесненное положение дворян, типа героев «Оскудения» Терпигорева, или брата Раневской, Гаева, в «Вишневом саде», или аристократического мота, князя Облонского из «Анны Карениной». Облонский страстно желает получить должность в правлении железной дороги, которая принесет ему 7—10 тыс. рублей в год и позволит не расставаться с его государственной службой, приносящей ему жалованья всего лишь 6000 рублей в год^{333}.[80]

Его финансовые трудности достаточно серьезны, чтобы преодолеть сомнения, вызываемые тем, что он первым в своем роду вступит в деловое сотрудничество с евреями — железнодорожными магнатами. Облонский оказался в неплохой компании: к началу XX в. список аристократических семей, украсивших своими именами правления директоров только банков, включал Бобринских, Волконских, Воронцовых, Голицыных, Мещерских, Оболенских, Шаховских и Щербатовых. Некоторым, как и придуманному Толстым Стиву Облонскому, платили просто за использование их имен, придающих респектабельность предприятиям разбогатевших выходцев из низших классов; другие активно участвовали в делах своих предприятий, в которые они часто вкладывали и собственные деньги^{334}. Небольшое, но важное меньшинство создало собственные фирмы и играло в них ведущую роль капитанов промышленности и торговли, подобно тем, кто возглавил предпринимательские группы Москвы, Петербурга и юга России^{335}.

В 1882 г. в Москве было 730 дворян-предпринимателей, возглавлявших торговые и промышленные заведения, часто весьма скромные по размеру. Но этим участие дворян в бизнесе не ограничивалось. В том же 1882 г., по данным переписи городского населения, 2413 дворян работали управляющими и служащими в торговых, промышленных и транспортных предприятиях; вместе с предпринимателями 15,5% всех обеспечивающих себя дворян работали в этом секторе хозяйства. Если присоединить сюда 14—15% тех, кто был занят в свободных профессиях, а также 4,9% опустившихся на дно общества (домашние слуги, проститутки и лица без определенных занятий), станет очевидным, что более трети всех проживавших в 1882 г. в Москве финансово независимых дворян были заняты в нетрадиционных для них профессиях. Более того, многие из 24,7% рантье получали доход от вложений в несельскохозяйственный сектор^{336}.[81] Нет сомнений, что в Москве процент дворян в нетрадиционных сферах деятельности был выше, чем в целом по Европейской России, но всего через 15 лет пятьдесят губерний достигли и даже, может быть, превзошли в этом отношении московский уровень 1882 г. Впрочем, за эти годы Москва ушла еще дальше в этом направлении.

Роль революционера привлекала сравнительно немногих дворян, но без них революционное движение не было бы украшено громкими именами своих лидеров: Герцен, Бакунин, Писарев, Лавров, Михайловский и Плеханов представляют собой яркие образы благородных революционеров. В конце 1870-х гг. из 384 радикалов в Петербурге 38% были детьми дворян-землевладельцев, еще 24% вышли из семей дворян-чиновников^{337}.

Дворянство и служебные привилегии

В России дворянство было исторически настолько слито со службой государству, что этого факта не могли игнорировать даже те из сословников, кто в наибольшей мере попал под обаяние заимствованного на Западе XVIII в. идеала дворянской жизни. А большинство сословников и не намеревались игнорировать эту историческую связь. Для громадного большинства традиционалистов поместье было единственным подобающим местом жизни для настоящего дворянина, но служба государству была все-таки основной причиной существования дворянства и его сословных привилегий. Перед сословниками соответственно стояли две главных задачи: остановить процесс растущего обезземеливания дворянства и восстановить тождественность дворянского статуса службе государству. К решению проблемы они подошли с двух сторон: прямые ограничения для недворян и привилегии для дворян на государственной службе плюс обучение и подготовка дворянской молодежи к службе.

Ни военная, ни гражданская служба никогда не были исключительной территорией дворянства. Тем не менее государство постоянно оказывало дворянам предпочтение при выдвижении на ответственные должности. Вполне определенная форма была задана этой традиции еще Петром Великим, который, стремясь обеспечить казенные потребности в людских ресурсах без привлечения низших сословий, сделал дворянскую службу пожизненной повинностью. Даже постановление Петра, что все служащие в определенных классах Табели о рангах «имеют оных законные дети и потомки в вечныя времена, лучшему старшему Дворянству во всяких достоинствах и авантажах равно почтены быть, хотя бы они и низкой породы были…»^{338}, не имело целью стимулировать приток простонародья на службу государству. Скорее это была попытка сохранить за службой ее идентификацию с дворянством за счет включения в состав первого сословия любого, кто сумел добиться известных чинов в армии, на флоте или в бюрократическом аппарате. Фактически указом 1724 г. Петр запретил назначать недворян — во всех случаях, кроме совершенно исключительных, — на должности, привязанные даже к низшему чину Табели о рангах