Миф о красном терроре - [164]

Яровые сеяли степенные, терпеливые и, в общем-то, нетребовательные люди, для которых примитивная зерновая бурда была наследственным привычным хлёбовом.

Риск и по яровым был фатален, но все же лето — это лето, здесь контрастных, убийственных перепадов погоды все же меньше. Ну а уж пришла беда — отворяй ворота. Хотя можно кое-что и исправить. Скажем, дали весной морозы, пропали всходы, можно запахать и тут же посеять рожь или ячмень, у них сроки созревания меньше. А с озимыми не переиграешь.

(Заранее поясняю, что подряд, из года в год, зерно не сеяли. Земле давали отдых. Существует многопольная система, где, например [один из вариантов], после 2 лет зерновое поле засевают вико-овся-ной смесью. Эти растения перегоняют азот из атмосферы в землю. Есть идея чистых «паров» с запашными культурами, но это отдельная сложная тема, а моя задача — рассказать о базовых понятиях в земледелии.)

Но вот что интересно, озимые все равно сеяли.

Иногда эта была лично оговоренная кооперация: собиралась группа крестьян и выделяла клин для озимых. Но часто это был один камикадзе. Я уже приводил таблицы посева яровых и озимых, обратите внимание на то, как резко отличается сбор зерновых в Царстве Польском. Потому что Полыпа-то за Карпатами. Вернемся к теме.

Отставание России в своем развитии от стран Европы было предопределено базовой необеспеченностью землей, природной урожайностью и климатом.

Вывод очень прост: какую угодно реформу можно заранее выкинуть на свалку истории, если вы или не поднимете урожайность, или не увеличите зерновой клин, а для этого нужна была только одна реформа — революция 1917 г.

В силу морозных зим в России в основном сеяли, как и сейчас, яровую пшеницу, и средний урожай составлял 51,5 пудов с десятины. То есть с российского клина в 0,433 десятины соберешь 22,29 пудов (минус 17 пудов = 5,29 пудов) по цене хорошо если 0,6 руб. за 1 пуд, и это всё, что тебе дано на год, а по сути на всю жизнь…

Единственным (относительно) ориентиром в климатическом отношении могла бы быть Канада. Но там на одного жителя приходится в среднем 3,4124 га сельскохозяйственных земель, и выше параллели «нашей» Полтавы пшеницу никто сеять не будет.

Без революции 1917 г. развалилась бы Россия, потому что озимая пшеница «убежала» на юг.

Результатом неравномерного жизнеобеспечения зерновыми культурами был начавшийся экономический сепаратизм, что повлекло за собою резкое развитие южнорусских регионов и обнищание Центральной России.

Экономический сепаратизм юга России

На 490 заводах России, на которых было занято 25,5 тыс. чел., производилось 392 тыс. плугов, 30 тыс. рядовых сеялок, 61,4 тыс. жаток, 22 тыс. молотилок. И всей продукции на 38,2 млн рублей. Из этого: 105 заводов с числом занятых в 10 тыс. рабочих приходилось на Новороссию. Эти заводы производили 182,8 тыс. плугов, 22 тыс. рядовых сеялок, 7,6 тыс. молотилок и другой продукции на 21 млн рублей.

В 1911 г. на центральные земледельческие и средневолжские районы приходился 71 завод (2600 человек), который производил продукции на 1,9 млн руб. Остальные находились в западных и юго-западных районах. Казачий юг превращался в экономического сепаратиста.

К 1909 г. казаки владели 14 689 498 десятинами земли, при этом за ними всегда сохранялось право любых земельных операций по скупке и продаже земель. Чем эти защитнички и пользовались, практически завладев всеми землями юга России, кроме крупных дворянских латифундий и купеческих имений. К 1917 г. все южнорусские земли представляли собой капиталистические хозяйства, использовавшие наемную силу или арендаторов-издоль-щиков центральных губерний.

Еще в 1890 г. южный район вырабатывал менее половины чугуна, чем Урал, а в 1901 г. уже вдвое больше него: свыше 53 % всего производства чугуна в России. Производство железа и стали на юге было в 1890 г. в 2,5 раза меньше, чем на Урале, и равнялось производству в Польше или в Центральном районе, в 1896 г. юг обогнал оба региона. В 1890 г. выплавка металлов составляла здесь 16 %, а в 1901 г. — 40 % всего производства в России.

Промышленность не могла развиваться, не имея массового покупателя. К 1909–1910 гг. начался кризис ткацкой промышленности. Затоваривание носило хронический характер, переходивший постепенно в форму финансового краха отрасли.

Разница в урожайности озимых хлебов у крестьян и частных владельцев батрацких хозяйств составляла 18,6 %, яровых — 21,6 % в центральных губерниях. В Харьковской, Екатеринославской, Курской и других южных губерниях разница доходит до 76 %, в неурожайные годы в средневолжских и центральных губерниях — до 150 % и более. Даже урожайный 1909 г. не изменил статистику падения урожайности.

Южные, «казачьи», экспортные районы потихоньку смещали торговый оборот: хлеб шел на экспорт.

Итоги

Если бы в России оставили неизменной структуру землепользования и землевладения, сложившуюся к 1911–1914 гг., государство бы перестало существовать. Объективно неравномерные условия выживания и развития в аграрной стране неизбежно привели бы к распаду страны на несвязанные между собой регионы. Обезлюдившая Центральная Россия перестала бы быть связующим центром как таковым, юг уже не нуждался в России как в системе. Западные районы были бы естественно вписаны в Европу как источники дешёвой рабочей силы. Искусственно присоединенные азиатские губернии и поволжские районы с неустойчивой урожайностью, даже не отделяясь формально, превратились бы в никому не нужный исламский архипелаг. Промышленность просто исчезла бы как таковая, за исключением южнорусских заводов, обслуживавших примитивную агрокультуру казачьих земель. И опять же вся беда была в том, что