Международный человек - [10]

А когда он с собакой под мышкой выходил, то в дверях обычно кричал:

“Что вы, жабы, квакаете! Моя собака поумнее вас будет! Бэээ!”

Официально (Фабиан видел на столе шефа его кадровый листок) Пакс успел поработать в Трамвайном тресте, в туристической сфере, одно время даже пекарем. Но поговаривали, что за всем этим стоял какой-то закулисный бизнес. Во всяком случае, сейчас его считали большим знатоком в финансовой сфере и особенно в предсказании курса валют. А еще говорили, что во Дворце он работает просто для разнообразия, из альтруизма и любви к искусству.

Однажды Фабиан слышал беседу Пакса с каким-то другом. Тот удивлялся:

“Что ты там среди этих баранов время тратишь, давай лучше устроим...” — тут Фабиан не понял, что именно.

Пакс на это ему прогудел, что у друга нет патриотического и эстетического чувства. Что он здесь по причине именно этих неуловимых эмульсий (он так и сказал — эмульсий).

“Эти недотепы сами не справятся”, — добавил он затем сочувственно, под “недотепами” имея в виду молодые отечественные силы, которые скользили по паркету Дворца, сменив старые кадры. Пакс сочувственно именовал их “мастерами искусств”, потому что они не интересовались бизнесом, кеглями и курсом валют.

Пакс пришел во Дворец в конце советского периода, когда национально настроенные коммунисты только что одержали победу. Таким образом, в течение короткого времени он поработал под тремя правительствами и у него была огромная власть, потому что он владел информацией, знал все, в том числе большие и малые грехи чиновников, семейные отношения и интриги противоборствующих сторон.

 

Взаимоотношения Рудольфо и Пакса

Работа в их канцелярии, полное название которой было Канцелярия интеграции Эстонии в мировое сообщество, была бы вполне сносной, несмотря на лирический террор Рудольфо и мужицкое балагурство Пакса, если бы эти двое нормально ладили между собой. Правда, Пакс не был их начальником, он и шеф не состояли в одной системе служебного подчинения. Они были звеньями разных цепей. Но эти звенья то и дело соприкасались, и от Пакса кое-что зависело. Пакс посредничал, если можно так выразиться, между канцелярией и верхушкой Иерархии в самой общей части нормативных актов. Он, конечно, исполнял приказы, спускавшиеся сверху, но они преломлялись через призму его личности.

К сожалению, его отношения с Рудольфо были весьма далеки от светлой дружбы и любви. Можно даже сказать, что Пакс ненавидел шефа. Такими их отношения стали с течением времени. Вначале, когда шеф только поступил на работу, они общались вполне цивилизованно. Видно было, что Пакс уважает шефа, потому что понимает объем его эрудиции и опыта.

Конечно, у Пакса уже тогда был повод недолюбливать шефа, поскольку он сам был не ахти какой танцор. Его молодость пришлась на то время, когда вступали в стройотряды и в стихах воспевали девушек — королев бетономешалок в заляпанных известкой штанах. Более изысканными занятиями, вроде бальных танцев, тогда не особенно увлекались. Наоборот, это даже осуждали, считая, что на паркете достаточно просто самовыражаться и дергаться. Власть тоже не одобряла танцевальное искусство. Исключение составляли народные танцы.

Хотя не секрет, что существовали закрытые учебные заведения, куда в качестве учителей танцев приглашались высокооплачиваемые педагоги из-за рубежа и чьи воспитанники посылались на Олимпийские игры. Без сомнения, существовали школы танцев и в системе Государственной безопасности.

Одним словом, приобщение к танцевальному искусству ограничивалось у Пакса тем, что когда-то в Школе коммунистической молодежи он научился плясать вприсядку и танцевать казачок. На иных международных форумах он производил фурор, когда в разгар вечера принимался наяривать на гармошке. Американцы так просто сходили от этого с ума. Восторженно похлопывали Пакса по плечу, принимая его за русского и потому считая его своим другом. А теперь популярность русской присядки в мире резко упала, предположительно в связи с Чернобыльской аварией.

Кроме того, незатейливые забавы Пакса на фоне рафинированного танцевального мастерства Рудольфо не производили впечатления. К тому же он погрузнел и вряд ли смог бы пуститься вприсядку. Поэтому на балах во Дворце он стоял в дверях с важной миной на лице и говорил по мобильному телефону, давая понять, что на нем лежит большая ответственность.

Алкоголя он употреблял мало (шеф, кстати, тоже) и к беседе вкуса не имел (чего нельзя сказать о шефе).

Так что у него, несомненно, были причины шефу завидовать. Но причины были у многих, и многие завидовали. Во всяком случае, Пакс завидовал не больше других, пожалуй, даже меньше, можно даже сказать, что на свой лад он был выше зависти, потому что у него были свои козыри.

Например, Пакс, который был большим бабником, мог иметь их за сахар и конфеты сколько угодно, а шефа женщины не особенно интересовали, он получал удовольствие от игры взаимоотношений.

Нет, растущее неприятие Пакса заключалось в другом.

А именно, несмотря на свою неотесанность, он был весьма чувствителен ко всему, что касалось его личности. С ним было трудно общаться, потому что у него было много комплексов. С ним нужно было быть всегда настороже. Потому что, как всем людям с эксцентричной внешностью, ему было свойственно принимать на свой счет намеки, которые не были предназначены ему, а произносились вообще. Он мог вычитать насмешку или издевку там, где сказавший ничего такого не имел в виду. Особенно надо было быть осторожным с шутками, потому что никогда нельзя было быть уверенным, что Пакс поймет их так, как они задумывались, и не воспримет дружескую шутку как оскорбление.