Между шкафом и небом - [15]

Над эллипсом катка порхает редкий снег.

Есть только то, что есть; он встанет на колени,

И двор под окнами, каток, асфальт, подъезд

Окажутся на дне почти прозрачной тени

Пространства-времени, похожего на крест.

Есть только то, чего как будто нет.

Внутри другой зимы я выбегу из школы,

И он подарит мне очки Савонаролы,

Чтоб я смотрел сквозь них на разноцветный свет.

1998

«В трухлявой Аркадии, в царстве прогрызенных пней…»

В трухлявой Аркадии, в царстве прогрызенных пней,

В компании гусениц и сизокрылых громадин

Жуков, в лабиринте сосновых корней,

На шишках, присыпанных хвоей, нагревшейся за день,

Под стрекот кузнечиков, возле дороги, почти

У остановки, но с той стороны, у забора,

Ведущего к пляжу, мы ждали автобус, который

Приходит из города в пятницу после шести.

И он приходил, и, нагнувшись, я видел в просвете

Над черным асфальтом и пыльной дорожкой за ним

Ботинки, сандалии, кеды приехавших этим

Вечерним автобусом солнечно полупустым.

Потом громыхало, стрижи рисовали грозу,

Но нас не давали в обиду бессмертные боги.

Мы были живыми на этой зеркальной дороге,

Бегущей вдоль сосен над речкой, блестящей внизу.

1997

Голос

Сквозь ватное время, сквозь воздух, мелькая,

Как бабочка в елках над тенью от стула,

В затянутых наледью стеклах трамвая,

В густых спотыканьях невнятного гула…

Внутри треугольников и полукружий,

Сквозь блики на поручнях, в точке покоя

Нам было предсказано что-то такое,

Что все остальное осталось снаружи.

Осталось спокойно держать на весу

Снопы и царапины света на грани

Пустой пустоты, в черно-белом лесу,

Среди отражений цветов на поляне.

Осталось стоять, как живой человек,

В трамвае, гремящем то громче, то тише

Сквозь ватное время, танцующий снег

И голос, которого тут не услышишь.

1997

«Слова стоят, как стулья на песке…»

Слова стоят, как стулья на песке.

В просветах между ними видно море,

И тишина висит на волоске

На волосок от гибели, в зазоре

Зари, в пробеле воздуха, в пустом

Приделе на потрескавшемся фото,

На небе, перечеркнутом крестом

Пушистыми следами самолета

И наведенной радуги; прилив

Шуршит волной, серебряной с изнанки,

И мальчик в туго стянутой ушанке

Сквозь снегопад у дома на Таганке,

Не отрываясь, смотрит в объектив,

Как в форточку в пространство пустоты,

Где прыгают бессолнечные спицы,

Как в зеркало, где — против всех традиций

Магического знанья — если ты

Не призрак, — ни пропасть, ни отразиться.

1998

Обещание

Агент, убитый в телефонной будке,

Встает с колен в гостинице во Львове.

Луна в окне желтеет в промежутке

Между стеклом и пойманным на слове

Пространством, обещавшим всем, кто в нем

Смотрел с холма на медленную воду

Сквозь зелень сада — там теперь у входа

Дежурит ангел с пламенным мечом

Вращающимся; пламя, ударяясь

О пустоту (сосну давно сожгли),

Рассыпавшись на искры, рикошетом

Уходит на террасу, притворяясь

Лучом, застрявшим в зеркале, букетом

Иван-да-марьи в солнечной пыли…

1998

Под рыжим абажуром

Мир просто был. В троллейбусной оправе,

Как в комнате, казавшейся огромной,

Струился свет ни ясный и ни темный.

По проводам и вытянутым склонам,

Сжимаясь в запотевшей полуяви,

Пульсировал продолговатый воздух,

Как ватный гул, плывущий по салонам

Вдоль стекол в ледяных цветах и звездах

Над прячущимися в махровых гнездах.

Неправда в обобщениях. Язык,

Как волк, не поддается дрессировке.

Я вижу папу в бежевом пальто.

Все умерли. За площадью на хмуром

Торце высотки — тени птиц. Никто

Не умер. «К водным процедурам»

Нас приглашает радио; зато

И день с утра похож на решето

Сквозь белый снег под рыжим абажуром.

1998

«Лес порхает, кружится — на синь и сень…»

Лес порхает, кружится — на синь и сень

Рассечен вдоль просек по вертикали

Световыми ширмами; косуля в тень

Отступает солнечными прыжками.

Это как прозрачная дверь — пока

Музыка звучит и даль притерта

К зелени и ряби березняка,

Это место встречи живых и мертвых.

«Мы вас вправду любим», — земле, золе

Шепчут изменившие, боясь проснуться

(Лампа отражается в ночном стекле),

Встретиться и все-таки разминуться.

1998

Ужгород — 69

Ныряя, ломаясь, гудя

В луче под фонарною плошкой,

Булавки-иголки дождя

Блестят, как железные ножки

Стола на попа подшофе

Среди перевернутых лавок

В закрытом открытом кафе

Под градом иголок-булавок.

1999

«Как тень воспоминания…»

Миле Шаргородской

Как тень воспоминания

И слезы по щеке,

Веселая компания

Спускается к реке.

Вибрируя от стрекота,

Пропахшего травой,

Столбы цветного хохота

Висят над головой.

Где елка раскололась,

Там на глазах у всех

Летает папин голос,

Ныряет дядин смех.

Как утром в батискафе —

И некому помочь —

Сквозь глянец фотографии

Проглядывает ночь.

Но только темный воздух

Стоит со всех сторон,

И девочка под звезды

Выходит на балкон.

1999

Стрекоза

Остается цепляться за свет, потому что иначе

Стрекоза (не бывает прекрасней) не вылетит из

Глубины придорожной кулисы, и сосны на даче

Тишину и себя за окном не исполнят на бис.

И прохожий в тулупе не сможет шагать по лыжне

Постановщиком времени, рыцарем в солнечных латах

Вдоль стрекочущей ЛЭП, мимо пустошей

                             шестидесятых,

А возьмет и исчезнет и больше не будет уже.

И, конечно, родня, та, что есть, но особенно та,

Что давно не гадает о сме- и бессмертье под утро,

Не останется прежней, как августовская пустота,