Он пожал плечами:
— Охота руки марать. Как будто без меня желающих мало.
— Действительно. Да, я тут нашла на пустошах одну занятную вещицу. — я протянула бластер. — Это тебе.
— Что за система? — изумился Харкнесс. Никогда такого не встречал.
— Я тоже. Но одно попадание из этой штуки превращает мутанта в горстку пепла.
Шериф присвистнул. Я кивнула.
— Именно. Одна беда, патронов всего две сотни. И едва ли где-то найдутся еще.
— Что это за штука?
— Я назвала его "бластер".
Так называли оружие в старых фантастических книгах. И это было первое, о чем я подумала, наткнувшись на странного вида скелет с лежащим рядом пистолетом неизвестной модели. А над скелетом, врезавшись в дом висела летающая тарелка. Как еще можно назвать агрегат классической блюдцеобразной формы, словно вывалившийся из малобюджетного фантастического боевичка?
В саму тарелку я не полезла — дозиметр по мере приближения начал прямо-таки визжать, никаких запасов антирадина не хватит. А бластер подобрала. И "патроны" или как там они называются — белые цилиндры размером с мой палец. Чуть ли не на карачках обшарила все окрестности. Набралось две сотни. Надо будет Харкнессу на карте место отметить — может, загрузится препаратами да обшарит таки тарелку. Вдруг еще чего интересное найдет?
Шериф выслушал рассказ с совершенно озадаченным видом. Но верь — не верь, а доказательство вот оно. Я берегла его "на всякий пожарный" — вдруг опять придется лезть туда, где гнездятся мутанты, этих прямое попадание в голову убивает не сразу. А когда кончатся патроны, хотела отнести бластер изгоям — с руками оторвут, это куда круче довоенной техники. Но, раз уж так повернулось… Как отблагодарить мужчину, если не необычным оружием? Нет, конечно есть варианты… и я бы не отказала. Он спас мне жизнь, какие еще могут быть разговоры? Но не самой же предлагаться: "шериф, в качестве благодарности не изволите ли отведать моего тела?" Бред.
Почему я не вспомнила про бластер, когда меня убивали? Вспомнила, а толку? Слишком быстро все случилось, когда тут было из мешка доставать. Тем более, что моя плазменная, подарок шерифа, кстати, тоже редкое оружие на пустоши.
— Пошли в тир.
Увидев, как мишень стекла лужей расплавленного металла, шериф восхищенно выругался.
— Руки чешутся найти зеленомордых и опробовать.
— Опробуешь еще.
— Это точно. — он помрачнел.
— Что-то их в округе все больше становится. Пока держимся, но… — он махнул рукой. — Ладно. Время поджимает. На свадьбу идешь?
Я кивнула.
В каюте, служившей церковью, собралась добрая половина Ривет-Сити. Хозяева обоих баров. Вера, у которой я остановилась, с племянником. Лавочники. несколько ученых (отца с ними, к моему облегчению, не оказалось). Со мной здоровались даже те, кого я знала исключительно в лицо, не по имени — и от этого мне был неуютно, словно я какая- то залетная знаменитость. Жених и невеста переминались по разным концам зала. Наконец, священник начал обряд.
И глядя на счастливые лица молодоженов я почувствовала, что хочется плакать. Нет, не теми сентиментальными слезами, что часто случаются на подобного рода церемониях. Это были злые слезы зависти и обиды. Нет, мне не нужен был Диего. Мне вообще не был нужен никто из известных мне мужчин. Секса без взаимных обязательств мне хватало, спасибо Мориарти. А все остальное…. Я одиночка. Ни от кого ничего не жду, никому ничем не обязана — красота, верно?
Но почему ж так больно смотреть на чужое счастье?
С торжественного обеда (или ужина) я исчезла, как только представилась возможность. Оставаться единственным трезвым человеком в стремительно напивающейся компании — та еще радость. Я никогда не пью накануне вылазки на пустоши — даже если предстоит всего лишь дорога домой, случиться может что угодно. Стакан газировки в руке какое-то время сходил за виски с содовой, а как только веселье стало буйным я тихонько распрощалась с Анжелой и ушла из бара.
Надо бы заглянуть к отцу, он просил не уходить не попрощавшись, но вместо этого ноги сами понесли обратно в церковь. Отец Клиффорд должен быть там. Я никогда не была особо религиозна, но его смиренное служение напоминало о том, что людей делает людьми нечто за гранью ежедневного выживания. Высоколобые могут сколько угодно твердить, что обезьяна стала человеком, взяв в руки палку. По мне, человек стал человеком, лишь когда впервые поднял глаза к небу и увидел в нем свое отражение.
— А, виновница торжества явилась — улыбнулся пастор.
Я смутилась:
— Вы знаете?
— Ну конечно. Анжела регулярно ходит исповедоваться. — он негромко рассмеялся. — Для меня эта история стала лишним напоминанием о гордыне. Мы говорим о духовных высотах, забывая о теле — и рано или поздно оно просто берет свое.
— Я чувствую себя виноватой, отче.
Он пожал плечами:
— Разве это ты позволила ситуации накалиться до того, что девушка решилась на столь… крайние меры. Я говорил с Диего о том, что любовь к ближнему ничуть не ниже любви к Господу, но гордыня не слышит никого, кроме себя. Все случилось так, как должно было случиться. Или ты всерьез полагаешь, что можно вмешаться в Его промысел?
Я долго думала, прежде, чем ответить.