Между прошлым и будущим - [14]

Отец Клиффорд говорил о боге. Да, я знаю ответ на традиционный вопрос: если он есть, то почему в мире столько зла? Свобода воли. Но есть еще один вопрос, на который я не знаю ответа. А стоит ли оно того? Ведь это наша свободная воля привела мир к катастрофе. К тому, что за спиной у меня сейчас развалины, куда по доброй воле не сунется ни одно здравомыслящее существо (меня из списка здравомыслящих вычеркнули давно и навсегда), воду нельзя пить а для того, чтобы выжить, раз за разом приходится убивать.

— Не помешаю?

Я обернулась. В ночной темноте плохо видно лица, но голоса от этого не меняются. Шериф.

— Можно?

Я кивнула, и он сел рядом.

— Ты рано ушла с вечеринки.

Я пожала плечами:

— Не люблю быть единственной трезвой в хорошо выпившей компании. Кажется, там уже пошли в ход вещи потяжелее алкоголя.

Харкнесс кивнул.

— Именно поэтому я убрался оттуда. Как шериф я не могу поощрять наркоту, но мешать людям веселиться… Тем более, что ничего по-настоящему тяжелого там не было. Потом решил поискать тебя — долгонько пришлось побегать.

— На кой я тебе сдалась?

— Одного из моих парней недавно убили зеленомордые. Не хочешь занять его место? Платит город прилично, можно, наконец, осесть и перестать носиться по пустошам. По сравнению с той жизнью, что ты ведешь, здесь просто теплица.

Я долго молчала.

— Шериф…

— Меня зовут Дэн.

— Дэн, я уже пробовала осесть на одном месте. Ничего не вышло.

— Почему?

— Я адреналиновая наркоманка. Спокойной жизни хватает на неделю, две от силы. А потом… становится пусто. Понимаешь? Мечешься по дому, не знаешь, куда деться.

Зачем я это рассказываю? Кому какая разница, на самом деле? Но почему-то после разговора со священником хотелось кричать в голос. Все неправда. Он считает меня едва ли не святой, но на самом деле — это не я.

— День идет за днем — такие спокойные, размеренные. крышек достаточно, еды полон дом, и никто не заставляет трудиться в поте лица, добывая хлеб свой. И хочется лезть на стену от сознания того, что многие отдали бы что угодно за вот эту спокойную жизнь, которая тебе даром не нужна.

Я плачу? Господи, позорище какое. Легенда пустоши сидит на пустой палубе когда-то авианосца и рыдает оттого, что ей не сидится дома.

— А она тебе действительно даром не нужна, ты захлебываешься в этом спокойствии, как в болотной жиже, переставая понимать: зачем — ты? И когда приходит кто-то и спрашивает — хочешь заработать крышки — ты готова его расцеловать, потому что хоть на какое-то время становится понятно, что дальше. Появляется цель. А иногда говорят — я не могу заплатать, извини, но не знаю, кого еще просить. Спаси! А ты давно уже не считаешь эти чертовы крышки и поэтому все равно — заплатят или нет, главное что можно не сидеть дома и не выть от мысли, что все, что тебе осталось — четыре обшарпанных стены и старые книги. Сказки про людей, которые никогда не были живыми.

Металл палубы был теплым, он еще не остыл после дневной жары, но меня бил озноб. Пришлось съежиться, обхватив руками колени.

— И ты идешь и спасаешь, не требуя платы, потому что все, что тебе нужно ты уже получила — повод вырваться из четырех стен. А они начинают носить тебя на руках и тебе просто противно от этого, потому что все, что ты сделала — не ради них, и даже не для себя. Просто пока ты держишь в прицеле врага, ты знаешь, что еще жива. И даже можно придумать, что у всего этого есть какой-то смысл. Что у твоей гребаной жизни есть какой-то смысл. Как там говорят Регуляторы — нести добро в пустоши?

Я отрывисто рассмеялась, всхлипнула, прикусила губу. Дэн придвинулся ближе, молча обнял, но мне уже было все равно, есть ли кто рядом.

— А потом случается что-то подобное тому, что было вчера. И ты понимаешь. что в который раз умудрилась пройти по тому мосту, что тоньше волоса — сама ли или с помощью добрых людей. И что в следующий раз этот номер не пройдет. Но понимаешь и то, что пройдет неделя. может две, словом, столько, сколько нужно, чтобы страх забылся, стал чем-то незначимым. И снова — в пустоши.

Я уже не могла говорить — только плакала, свернувшись в комок на коленях у шерифа. Он гладил меня по спине, тихонько баюкая.

— Прости. — я попыталась выпрямиться. — Я сейчас уйду.

— Не надо. — ответил он, не разжимая объятий. — Не за что извиняться.

Я хмыкнула, прижимаясь к его плечу. Почему-то не было того ощущения неловкости, которое неизбежно появляется, стоит чуть сильнее раскрыться перед чужим.

— Развела тут…

— Не надо. — Повторил он. Коснулся губами ежика волос на голове.

Нужно бы отстраниться, смерить его холодным взглядом и уйти. Не было сил — слишком устала от слез.

— Дэн…

Он склонился, скользя губами по шее.

— Я думал: ты как стальной клинок. А ты живая…

Я судорожно вздохнула, прижимаясь к нему, хотя ближе уже было невозможно. Андроид? Да какая, к черту, разница! Его губы были мягкими и теплыми, руки, уже забравшиеся под одежду — ласковыми и сильными одновременно. И я вцепилась в него, в единственного мужчину, рядом с которым не надо быть сильной а можно просто — быть живой. Таять под жесткими ладонями, растекаясь по теплому железу палубы, видеть, как его лицо заслоняет звезды. И не думать. Ни о чем.