Между Памиром и Каспием - [16]
Рис. 11. Ручка серебряного сосуда из «Аму-дарьинского клада»
Со слов торговцев древностями из города Равалпинди А. Кэннингхем сообщил, что купленные им и О. У. Фрэнком вещи были найдены в 1877 г. на северном берегу Аму-Дарьи у переправы Тахтп-Кувад на полпути между городами Хульм (в современном Афганистане) и Кобадиан (на юге Таджикской ССР). Бухарские купцы, доставившие все эти вещи в Индию, рассказывали, что их сокровища найдены в самом Кобадиане. М. М. Дьяконов же, руководивший в 1950–1953 гг. археологическими работами на территории бывшего Кобадианского бекства на юге нынешнего Таджикистана, вообще отказывался признать рассматриваемую коллекцию как найденную одновременно, полагая, что вещи «клада» были собраны в разных местах Кобадианского бекства в разное время и лишь случайно все вместе попали к одним и тем же купцам. Совсем недавно, уже в 1962 г., вопрос о месте и условиях находки Аму-дарьинского клада был рассмотрен вновь Т. И. Зеймаль и Е. В. Зеймалем, которые, указав, что после 1877 г. в Кобадианском бекстве ни разу больше пе было зафиксировано находок золотых вещей, привели дополнительные доводы, подтверждающие, что коллекция из Кобадиана это все-таки клад. Они сочли также более вероятной информацию А. Кэннингхема, указав как на вероятное место находки клада на городище Тахти-Кувад, лежащее у слияния рек Вахша и Пянджа (верхнее течение Аму-Дарьи).
Лучше известен путь клада из Кобадиана в Равалпинди, вернее, события, которые чуть было не прервали его путь. Эти события таковы. В мае 1880 г., во время второй англо-афганской войны, в лагере одного из английских резидентов в южном Афганистане, капитана Бэртона, стало известно о нападении на караван бухарских купцов, идущий из Кабула в Индию, афганцев из племени гильзаев. Путешественники были ограблены начисто. Благодаря вмешательству Бэртона значительная часть сокровищ была, однако, возвращена, и незадачливые бухарские купцы отправились в дальнейший путь, оставив английскому капитану золотой браслет прекрасной работы. Содержимое их вьюков, правда, уменьшилось (по мнению Бэртона, примерно на четверть, по словам же самих пострадавших— несколько больше), так как кое-что из добытого гильзаи все же прибрали к рукам. Но купцы были рады и тому, что удалось спасти, и, по-видимому, до индийской границы с их сокровищем не случилось ничего особенного, хотя вполне вероятно дальнейшее уменьшение его веса: бакшиш — великое зло, а на пути каравана было столько застав! Наконец, в Равалпинди бухарские купцы вручили свой груз какому-то индийцу-меняле. Затем кобадианские вещи прошли, видимо, через руки не одного ювелира и торговца древностями, прежде чем попасть к А. Кэннингхему и О. У. Фрэнку. Дальнейшая судьба клада, вернее, того, что от него осталось, нам уже известна.
Встает, конечно, вопрос, почему все-таки замечательный клад, богатейшая находка на землях Бухарского эмирата (Кобадианское бекство входило в его состав) уплыл за тридевять морей, вместо того чтобы украшать один из музеев нашей страны. Объясняется это тем, что Бухарский эмират, вассал Российской империи, был отсталым феодальным государством с низким уровнем культуры, с почти поголовно неграмотным населением. Музеев, не говоря уже о научно-исследовательских институтах, в эмирате не было, да и вообще историей своей страны в бухарских владениях тогда почти никто не интересовался. В этих условиях большой спрос на памятники старины среди английских офицеров и чиновников в северо-западной Индии породил постоянный приток туда среднеазиатских древностей. Такое положение сохранялось еще и в 1898 г. А. А. Семенов (позднее известный советский востоковед, действительный член Академии наук Таджикской ССР) при встрече в Кабуле с пешаварскими купцами услышал от них такой рассказ об их занятиях в Средней Азии: «…собираем здесь старинные вещи… а в Индии у нас их покупают англичане, так что иной раз и хорошие деньги зарабатываем… У «инглизов» много денег, — твердили они (А. А. Семенову) и не без иронии добавляли: чем мы виноваты, если русские господа так бедны, что не могут заплатить, сколько мы просим?»
Так и ушел за границу Аму-дарьинский клад, состоящий из замечательных по исполнению и по историческому значению предметов. Причем даже О. Дальтон рассматривал этот клад не как памятник, освещающий культуру и искусство древних народов Средней Азии, а как неизвестно кем привезенное сюда собрание произведений древнеперсидских и древнегреческих мастеров. Что же касается положения среднеазиатских областей в составе Ахеменидской державы, то оно просто выпадало из поля зрения исследователей. Правда, общие представления о племенах и народах Средней Азии того периода были уже достаточно определенными. Так, было известно, что все основные племена и народы Средней Азии VI–IV вв. до н. э. по их хозяйственной деятельности и культуре делились на две группы: оседлых земледельцев и кочевников-скотоводов. О скотоводческих племенах речь у нас будет идти ниже, в третьей главе. К оседлым же земледельцам Средней Азии тогда относились бактрийцы, жители Бактрии — обширной области, охватывавшей юг современных Узбекской и Таджикской ССР и север Афганистана; согдийцы, заселявшие Согд — центральную часть среднеазиатского междуречья с долинами Зеравша-на и Кашка-Дарьи; хорезмийцы, жившие в Хорезме, в низовьях Аму-Дарьи; парфяне — в Парфпи, в предгорьях Копет-Дага. Земледельцами были жители древней Маргианы, долины р. Мургаб, куда в период грозных событий упадка культур Анау переселились потомки древнейших земледельцев Средней Азии. Оседлоземледельческими были также и древние поселения Ферганской долины, нынешней жемчужины Средней Азии.
