Между нот - [77]

– Не может быть.

Я прикусила губу, сдерживая улыбку.

– Что?

Ленни попытался выхватить у меня «iPod», но я держала его вне поля его зрения.

– Саундтрек к «Титанику»? – я сказала сквозь смех. – Селин Дион?

Ленни застонал.

– Она только одну песню поет. Все остальное является инструментальным. Ты знаешь, в фильме, когда музыканты выступают до последнего момента, пока корабль не потонул? Все это здесь, и…

Я подняла руку.

– Все в порядке, Ленни. Я никому не расскажу о тебе и Селин.

Парень покачал головой, улыбаясь.

– Я ненавижу тебя.

– Поверь мне. Ты в этом не одинок, – промямлила я.

Ленни секунду смотрел на меня, затем вернулся к запчастям. Он фотографировал каждую из них на белом фоне. Я предложила свою помощь, и вскоре у нас наладился неплохой ритм: я стояла за камерой и делала снимки, пока он расставлял один предмет за другим.

Было хорошо, уютно. Я не думала о Ризе или Джеймсе. Мы просто слушали музыку и работали молча. Спустя несколько минут Ленни сказал:

– Я тебя не ненавижу.

Я подняла взгляд и улыбнулась.

– Я знаю.

Мы продолжили работать еще час, внося данные о деталях, которые я сфотографировала, вего онлайн-каталог. Парень зачитывал номера моделей и их описание, а я набирала текст.

– Мне следует тебе хоть сколько-нибудь заплатить, – заявил он.

– Не стоит.

Деньги бы пригодились, но я не чувствовала, что правильно брать их у Ленни.

– Почему нет? Ты сократила мою работу вдвое. Как минимум.

Я пожала плечами.

– Мне понравилось. Это отвлекло меня… от других вещей.

Ленни закончил наклеивать этикетку на шестеренку и вернул ее на полку.

– Например, от парня, Джеймса?

Я притихла. Я так и не узнала, как Джеймс убедил Ленни дать ему мой адрес.

– Ему, эм… кажется, ты ему очень нравишься, – сказал Ленни. – Что с ним случилось?

Болезненное чувство, охватывающее мою грудь, когда я думала о Джеймсе, снова вспыхнуло. С каждым днем становилось только хуже, так как он не звонил, не писал по электронной почте. Я начала терять надежду.

Но я не хотела, чтобы Ленни знал, как меня бросили.

– Он навещает своего отца, – ответила я. – В Нью-Йорке.

– О.

Ленни посмотрел на этикетку, которую наклеил, и поставил предмет на полку.

– Вернется со дня на день, – сказала я. – Совсем скоро.

Я отказалась от лжи, но действительно ли я солгала, если искренне надеялась на правдивость утверждения?

Ленни удержал мой взгляд на слишком долгое время.

– Это здорово, – наконец ответил он.

Парень прочел номер модели тракторной прокладки, и я внесла данные. Когда я подняла глаза в ожидании следующего предмета, его лицо было смертельно серьезным.

– Айви, – сказал Ленни, – Я должен сделать признание.

Я с трудом сглотнула.

– В чем?

Его голос сошел на шепот.

– Обещаешь, что никому не расскажешь?

– Обещаю, – прошептала я. Мое сердце учащенно забилось.

– Я соврал тебе. О Селин Дион, – Ленни криво усмехнулся. – Мне нравится эта песня, – он приложил ладонь к груди с мучительно-душераздирающем видом и начал ее громко петь. Очень, очень фальшиво.

Я чуть не описалась со смеху.

Мы продолжили работать и смеяться, и каждый раз, когда мое хихиканье стихало, Ленни пел еще одну песню Селин Дион, которую знал. Это было ужасно.

И прекрасно.

Глава 39

Письмо.

В почтовом ящике.

Адресовано мне.

Знакомый почерк. Не тот курсив, что Джеймс использовал для написания отрывка сонеты на рисунке, который он для меня сделал, а другой: тот, на записках в книгах в нашей секретной комнате.

Я открыла его, моя надежда, наконец, ожила от того, что может находиться в письме. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, перестань меня ненавидеть.

Но это было не письмо. Там был флаер еще одного музыкального вечера в театре «The King». Тот, кто его отправил, обвел ту часть, где говорилось «Покажи свой талант!» Но никакой записки не было. Не было даже каракулей на полях.

Однако в нижнем углу было небольшое поле в форме звезды, в котором указан денежный приз, который будет вручен победителю этого месяца. Сколько не уточнялось, но стояло четыре знака доллара и несколько восклицательных знаков. Так что должно быть больше, чем пара долларов. Может, пятьдесят или сотня? Уже что-то. Поездка в продуктовый магазин. Новая обувь для близнецов.

– Что это?

Мама встала наверху лестницы, держа свежие постиранные простыни.

– Ничего.

Я убрала флаер в мой рюкзак.

Я рассказала Джеймсу об открытом музыкальном вечере, как Молли хотела, чтобы я выступила с ней. И он подбодрил меня. «Просто приди и спой надгробным камням», – сказал он. – «Сделай это для себя». А денежный приз? Это еще лучший стимул, так как поиски работы не увенчались успехом. Я начала фантазировать, что, возможно, приз даже больше, чем сто долларов. Может, двести. Двести пятьдесят. Пятьсот? Маме не придется беспокоиться о ежедневных расходах неделю или две.

– Все в порядке?

Мама положила простыни на рабочее кресло.

Я улыбнулась, а сердце учащенно билось.

– Конечно. Все замечательно.

Мама мимолетом взглянула на мой рюкзак, потом потянулась к моей кровати. Когда мы жили в Вестсайде, мама наняла горничную. Теперь же она устроилась на работу, и сама вела хозяйство. Квартира была маленькой, но, клянусь, она убирала ее втрое дольше, чем наш старый дом. Или, может, я просто заметила это сейчас. Удивительно, как много всего не замечалось мной раньше.