В четверг, в начале сентября, я пришла из школы домой и увидела своих родителей, сидящих на диване в гостиной. Они ждали меня. С первой же секунды поняла, что что-то не так. Мы никогда не сидели на этом диване и даже никогда не заходили в эту комнату, с белым ковром и антикварной мебелью. Кстати, а что папа делал дома?
Мама, без преувеличения, выкручивала руки, будто выжимала воду из пальцев, и была слишком поглощена мыслями, чтобы попросить меня снять туфли в холле.
– Что случилось? И где Брейди?
Само собой, я сложила два и два, прежде чем поняла, что дело было не в нем. Они бы не сидели так спокойно, если бы что-то случилось с моим братом. На кухонном столе лежала бы записка, и поступали бы отчаянные телефонные сообщения из больницы.
– Он в школе. С ним все в порядке. У Каи все хорошо, – сказала мама. – Все в порядке.
Папа сжал мамину руку.
– Присаживайся, милая. Нам нужно поговорить с тобой.
Явно, что не все в порядке.
С глухим стуком, похожим на ощущение в моем животе, я бросила портфель на ковер, и уселась в одно из маминых любимых кресел.
– Что я такого сделала?
Мама рассмеялась, и ее голос был на октаву выше обычного.
– Ничего! Ничего.
Тогда папа откашлялся, и они сообщили новость, как будто это была «горячая картошка», перебрасывая ее туда-сюда, чтобы ни одному из них не пришлось закончить полное, ужасное предложение.
– Тебе известно, что моя фирма…
– Фирма твоего отца…
– Переживала не лучшие времена.
– Нынешнее экономическое состояние…
– Для всей полиграфической индустрии, на самом деле…. Это были… несколько трудных лет, – сказал папа, кивая, а затем качая головой.
– Еще и счета за лечение Брейди… – добавила мама.
Мой позвоночник окаменел. Родители никогда не списывали проблемы на инвалидность Брейди. Это негласное правило.
– Мы по уши в долгах, – сказал папа.
– И банк…
– Банк…
Они замолкли, никто из них не хотел поймать следующую «горячую картошку».
– Что? – прошептала я. – Что, банк?
Мама начала плакать, а папа выглядел так, будто «картошка» врезалась ему прямо в живот.
– Банк конфискует наш дом, – произнес он. – Мы должны съехать.
Внезапно я почувствовала себя очень маленькой посреди пышной обивки, как будто стул мог целиком меня проглотить.
– Что?
– Мы потеряли дом, – спокойно повторил папа. – Мы переезжаем.
Я никак не могла переварить то, что он только что сказал, хотя это и казалось достаточно понятным.
– Это наш дом, – возразила я. Они не могли забрать наш дом. Мы не могли переехать. Не от моей лучшей подруги, Ризы, которая жила по соседству; и моей, лилового цвета, комнаты с кроватью с балдахином; и подоконника с мягкими подушками; и моего шкафа, в котором можно было найти все, что угодно; и… и моего рояля, и…
– Мы не можем,– заявила я.
Они покачали головой и сказали: «Нам жаль» и «Нам тоже это не нравится», и «Мы уже ничего не сможем сделать», и «Это единственный выход…», и «Нам жаль. Нам очень, очень жаль».
Я предложила дюжину «что, если» сценариев: «Что, если мама получит работу?» «Что, если я устроюсь на работу? Что, если мы просто прекратим покупать ненужные вещи? Избавимся от моего телефона? Продадим серебро?»
– Твоя мама устраивается на работу, – сказал папа. – Мы будем покупать лишь вещи первой необходимости, серебро уже продано, и да, они отменили обслуживание мобильного телефона. Но, даже со всем этим, мы не можем больше платить ипотеку. На самом деле, мы бы еле сводили концы с концами, арендуя менее дорогую квартиру.
– А как насчет бабушки?
Моя бабушка Эмерсон жила на ферме, примерно в двух часах езды. У нее были куры, и она делала мыло из трав, растущих в ее саду. Лаванда и розмарин. Лимонный базилик. Она всегда пахла как чашка лимонного чая «Зингер».
– Она же может одолжить нам деньги?
Папа опустил голову.
– Айви, – сказала мама, – она живет на государственную субсидию и зарабатывает гроши, продавая мыло на ремесленной ярмарке. Она не может нам помочь.
– Тетя Бетти? Дядя Дин?
Родители покачали головой.
– У них собственные проблемы, счета, дети, поступающие в колледж, – сказал папа.
Вдруг у меня перехватило дыхание, а кости будто покинули конечности. Я даже руку не могла поднять, чтобы вытереть, подступившие слезы.
– Я знаю, что это трудно, но это необходимо, – мама сделала паузу. – Пожалуйста, не плачь. Близнецы скоро вернутся домой. Мы не хотим расстраивать Брейди.
Я задержала дрожащее дыхание, но слезы не прекратились. Мама нервно взглянула в окно.
– Автобус едет, – сказала она. – Возьми, – она подала мне пачку носовых платков.
