Между небом и тобой - [82]

В порту пустынно, гулко, корпуса кораблей скрипят, тросы сигнальных флагов бьются о мачты. Ни одного моряка, вообще ни души, даже чаек не видно, только два идиота сидят на причале, свесив ноги. Слева идиотам подмигивает зеленый огонек.

– Шарлотта совсем пала духом, Альбена.

– Это я и сама могла тебе сообщить, причем в теплой спальне, не вылезая из-под перины.

– Дело не в сегодняшней ситуации. Еще до всего она чувствовала себя в тюрьме, а сейчас боится, что станет хуже.

– Напрасно боится! – Стараюсь вложить в свои слова побольше сарказма. – Она доказала, что ей можно доверять. Вот-вот запишу ее в школы банджи-джампинга и полетов на дельтаплане. В самом деле – давно надо было крылья-то расправить!

– Альбена, у нее здоровое крепкое сердце. Ребра скоро срастутся и тоже станут крепкими. Ей некуда девать энергию. Она осталась жить. Она не Танги.

Пытаюсь вскочить на ноги, но он предвидел мою реакцию и не пускает. Шлепаюсь обратно. Он прижимает меня к себе. Сижу, не могу отдышаться, злая, расстроенная дальше некуда, глаза на мокром месте.

– Мне жаль, что я не знал твоего брата, мне хотелось бы сделать тебя счастливой, а Помм и Шарлотту – легкими и свободными. Я вчера был у Ма-эль в Локмарии. Перед ужином.

– Опять сошлись? – спрашиваю я, стараясь выглядеть равнодушной.

– Я ни с кем не схожусь, моя жена – ты, и я люблю тебя. А с Маэль нам пора стать друзьями.

Он – весь такой неотразимый – склоняется ко мне – не увернуться. Впрочем, захоти я – могла бы его толкнуть, он рухнул бы с высоты в ледяную воду и сразу пошел ко дну. Получилось бы идеальное преступление: в порту никого. Я вернулась бы в свою синюю комнату, а утром вместе со всеми удивлялась бы, куда делся Сириан, и его потаскуха напрасно бы его ждала.

– Дай мне еще один шанс, Альбена. Начнем с нуля. Я изменюсь. Все еще возможно. Я не хочу тебя терять.

– А твоя баба?

– Я же тебе сказал, там все кончено.

– Почему ты решил поговорить со мной здесь?

Он оборачивается и показывает на прикрепленную позади нас камеру:

– Смотри, вот веб-камера порта. Я злился на Груа за то, что остров похитил у меня мать. Я злился на Маэль из-за Помм. Но я так и остался привязан к этому камню посреди океана. Я здесь вырос, здесь мои корни, я смотрю на порт и представляю, как возвращаюсь сюда на корабле. Это моя гавань, мое убежище. – Он разводит руки в стороны. – Веб-камера фиксирует как раз тот кусочек набережной, где мы с тобой сидим, – до почтовика справа. Мы на первом плане. Здесь не лукавят. Здесь говорят правду.

– А если бы, например, я толкнула тебя в воду, это увидели бы в интернете тысячи людей?

И вдруг он меня целует, как когда-то. И я ему отвечаю. Потому что Шарлотта дома, в безопасности.

Потому что у нее есть там, дома, личный врач. Потому что очень холодно. И потому что мы снова вместе.

Мы идем вверх по улице, к центру, мы возвращаемся домой – и в прошлое. Это не я – женщина, которая прижимается к своему мужчине в царящей на острове тьме. Это не он – страстный и нежный мужчина, который идет рядом. Это не я – нетерпеливая женщина, которую он раздевает. Это не мы, это не можем быть мы…

Но это есть, он есть, невероятный, неожиданный пыл, они есть, поцелуи и объятия, как будто впервые, есть эти немножко неуклюжие ласки, это пламя, эти открытия, одно за другим. Мы познакомились в первое утро мира. Я больше не боюсь проклятий обезумевшей от горя матери. У Шарлотты вся жизнь впереди. Я могу снова забыться. Любовь сильнее ненависти.

Шарлотта – остров Груа

Раньше я спала на боку, а теперь приходится на спине. И сон у меня сразу стал очень чуткий. Слышу, как открывается дверь дома, потом закрывается. Слышу голоса родителей, они говорят тихо, но у меня отличный слух. Куда это они, ночь на дворе?

Жду. Они не возвращаются. Мама попросила папу перепрыгнуть Адскую дыру? Они дерутся в ландах? Но если они поубивают друг друга, у кого я жить-то буду? Грэнни больше нет. Грэмпи не может со мной возиться. Сара считает меня ничтожеством. Маэль мне не родственница. Бабушка, мама моей мамы, ненавидит детей. А куда денется Опля? Что будет с ним? Его посадят в клетку, а меня отправят в сиротский приют? Ему сделают укол, и его некому будет оплакать… Дурацкое слово «оплакать»… О! Плакать! Как будто радуешься, что поплакать можно… Помм не узнает, где я, и мы больше никогда не увидимся. В конце концов, моя тюрьма не такая уж страшная. Мама меня любит, просто слишком сильно за меня боится. Папы никогда нет дома, но он нас любит, даже очень.

Только подумала об этом – только подумала! – а сердце заколотилось как сумасшедшее. Если у меня там швы порвутся, из него все вытечет вниз? А как его зашили? Крестиком или как? Нет, мне надо успокоиться. Срочно. Беру айпад, открываю сайт с вебкамерой в порту. Вижу со спины каких-то дядьку с теткой. Сидят рядышком и смотрят в море. И вдруг картинка застывает, ничего нового не происходит. А! Папа же объяснил, что кадр длится ровно одну минуту, а обновляется каждые две минуты. Тетка хочет встать, но дядька ее не пускает. Почему-то она мне напомнила… маму? А дядька – это папа? Кадр останавливается, они оба замирают, но вот камера снова работает, он поворачивается, она тоже, и опять остановка. Он показывает ей на веб-камеру, я машу им рукой, но они меня не видят. Остановка. Ой! Теперь они целуются, фу! Остановка. Уходят, прижавшись друг к другу, прямо как склеились.