Между нами война - [164]

— Таррос предупредил, что еще есть противники, прячущиеся по углам. Он сказал, что так бывает всегда. — поведал Аннас.

— Я рада, что вы все живы, родные мои! — воскликнула Эрис, но на ее лице не было радости — только гробовая скорбь и суровость. Им показалось, что перед ними стоит взрослый, умудренный жизнью, человек — такое выражение было на ее личике.

— Георгиус, давай к нам. — позвала Эрис.

— Иду! — он посмотрел вниз — его кудри вились на прохладном морском ветру. Георгиус быстро ринулся к лестнице. Вдруг, непонятно откуда, его разила стрела. Он, перевалившись через перила, с грохотом упал на каменную плитку, застилавшую площадку.

— Георгиус! — закричала Эрис и подбежала к нему. Стрела, задев шейные артерии, проскользнула мимо.

— Братишка! — ее глаза наполнились ужасом безысходности. Он открыл глаза. Багровая кровь стремительно вытекала из разбитого затылка, образуя темную лужу. Пульсирующим фонтаном она также выбивалась из шеи.

— Братишка, ты не умрешь! — причитала Эрис. Ребята склонились над ними на коленях. Таррос подбежал к ним. Его люди уже расправились с убийцей Георгиуса. Ребята расступились.

— Георгиус, мой орел… — Таррос уже понял, что парень не жилец. — Эрис… — он сочувствующе посмотрел на Эрис. Ее взгляд был полон отчаянья и ужаса. Таррос не мог выдержать этого.

— Дай мне, Эрис! — он склонился над ним, пережав артерии пальцами. Но это не очень помогло — алая и горячая, кровь просачивалась, к тому же начиная идти изо рта.

— Нет, братишка… Таррос!.. — она посмотрела на командира, как на всемощного. Но он был всего лишь человек, и остановить ход судьбы не мог.

— Сестра… — прошептал Георгиус, захлебываясь. — Передай привет маме… — его взор черных юных глаз был устремлен в голубое небо.

— Нет… Что я скажу ей?.. — сокрушалась Эрис, плача.

— Эрис. — Таррос взял ее за плечо. Ее расцарапанное лицо и разбитый лоб, полный безысходности взор, придавали тяжелый вид. Таррос посмотрел в ее глаза.

— Не плачь, Эрис. Ты выбрала этот жесткий путь и тебе не раз придется говорить матерям слова скорби в вечную память.

Она покачала головой. Эрис вытерла слезы, отпуская безжизненную руку Георгиуса.

— Прости братишка, я не смогла защитить тебя. Прости меня…

Каннареджо скорбили по верному другу. Из их глаз лились слезы.

— Эрис, я сам похороню его. — тихо сказал Таррос.

— Благодарю… — она посмотрела на его руку. Таррос смущенно отпустил Эрис. Он хотел бы оградить любимую ото всех опасностей и забот, от скорби и боли — но эта жизнь распорядилась иначе.

В огромных верблюжьих глазах Георгиуса отражались белые облака…

Мама,

Я стану ветром.

Мама,

Я не стану пеплом.

Мама, не плачь, не грусти —

Мама, ты меня прости.

Я буду в волосах играть твоих,

Колыхать шторы у твоих дверей,

Я буду нежно обдувать тебя,

И дышать в золоте родных полей…

Мама,

Я стану светом.

Мама,

Не быть мне прахом.

Мама — не плачь, не грусти.

Прости меня и отпусти.

Я буду светочем играть в глазах,

И солнечными бликами в окне,

И отражаться в маминых слезах.

Мама, прошу, не плачь по мне…

Мама!

С дождями я каплей упаду.

Буду

Шелестеть листвой в твоем саду.

Буду

Журчать меж камней у ворот.

Утром

Будить, пронзая

Темный небосвод.

Мама…

Я стану ветром.

Мама…

Я стану светом.

Мама…

Я стану влагой.

Пал я,

Не став отрадой…

Воины хоронили своих соратников и врагов до позднего вечера, смывая их кровь с земли водой, что вскоре просто испарится, войдя в вечный круговорот жизни…

Глава тридцать восьмая

Эрис и ребята ночевали в крепости. Мужчин, как оказалось, было около шестиста, в живых осталось не больше восьмидесяти. Людей Тарроса погибло не более двухсот. Таррос, как и обещал, собственноручно похоронил Георгиуса. После того, как плененные вырыли братские могилы, их заперли в темницах подвала крепости. Старики, дети и женщины вернулись в поселение. В наказание за мятеж, самых красивых и здоровых девушек сразу же отвели в Ретимнон для переправы в Анатолию, на продажу. Солдатам достанется много золота. Такова была трагедия. Таррос написал письмо поменявшемуся Дожу — теперь венецианцами, у которых была врожденная страсть к скитаниям, правил Бартоломео Градениго.

Эрис вышла утром посмотреть на крепость вблизи. Она подошла к входной арке. Над этим входом висели гербы четырех самых известных венецианских семей. Она знала только гербы семей Кверини и Долфин. А два остальных не смогла определить. Над гербами находилось гранитное изображения льва Святого Марка. Внутри стояли три небольшие башни, первый этаж которых был сводчатым. Самая крупная, четвертая башня была идеальным местом для большого числа солдат.

Наземные строения во внутреннем дворе были построены в последнюю стадию. Это ряд прямоугольных комнат, в которых размещались солдаты или которые могли использоваться для других целей — в качестве складов и кухонь. Здесь же, в южной стороне была маленькая церковь святого Марка во дворе укрепления.

Таррос дал приказ сотне солдатам остаться в крепости, а остальным дал увольнительную на три дня и три ночи. Все было именно так, как о нем рассказывали. Эрис хмуро наблюдала за бешеными псами, весело отправляющимися на терзание народа. Парни из Каннареджо тоже были не в восторге от этой гегемонии. Особыми ценностями крестьяне не обладали, но золота от рабов вполне хватит и для того, чтобы часть отдать довольной высшей власти.