Между нами война - [153]

— Мне все по силам. Я верю в себя. А Вы из-за своего малодушия потеряли всё. Даже мое непоколебимое уважение. Алчность и унижение перед сильными мира сего выглядят отвратительно. — сказала она, стараясь задеть побольнее.

— Я закрываю глаза на твои оскорбления, потому что ты права. — согласился Яннис. — Но имей хоть каплю уважения ко мне, как к старшему. Я многому научил тебя. Прислушайся к совету старого учителя — в этом бренном мире власть решает всё. И твоё соперничество с элитой до хорошего не доведет.

— Не говорите того, что не относится к делу. И власть у Создателя, а не у созданий. — отрезав, она развернулась и ушла к Сириусу.

— Тьфу на тебя, упрямая дура! — в сердцах пробурчал ей в след учитель. Он искренне любил подопечную, она оперилась у него на глазах. Ему было стыдно за то, что он так низко пал, стыдно было именно перед ней, потому что только она обладала такими ярко выраженными нравственными устоями. Было видно, что ее бабушка сама невольно взрастила в девочке с детства нереализовавшиеся идеи любимого мужа, столь рано погубившие его. Эрис пылкостью и силой духа была похожа на своего деда в молодости.

«Почему, Таррос?.. Как ты мог так поступить со мной. А как красиво говоришь, поэт прям… Лжец! Мстительный упрямец, почему ты смешал службу и обиду сердца?.. Любимый мой… Я так хочу тебя увидеть…»

Тяжелый день закончился тяжелой ночью.

Юниоры ушли сегодня. Эрис не выполнила свой долг наставника, не сопроводив их в бой… Зря перед отъездом Ахиллес ждал ее бурной речи и прощания, а сам он не осмелился подойти к капитанше. Ахиллес боялся её, боялся её строгости. Эрис не была похоже на других девушек, заливающихся румянцем и улыбающихся при его виде. Она была среди них подобна мраморному изваянию с таким же строгим лицом, как всегда. Может быть, именно эта неприступность так нравилась избалованному женским вниманием хулиганистому и лукавому парню? Но напрасно он ждал. Эрис не попрощалась даже с Никоном и своими лучшими друзьями, сухо приказав своему желтоволосому верному псу взять борозды правления и беречь команду.

Ахиллес видел давнишний уход армии Тарроса. Ему тогда было горько оттого, что он собственными глазами наблюдал, как Эрис в спешке, с отчаянной болью в глазах, ускакала на Белую гору за кипарисовой рощей, чтоб в последний раз взглянуть на дорогу вслед изгнанному ей же самой, командиру. Ревность глушила его. И здравый смысл тоже не давал покоя: почему ей понравился этот, старший Эрис в два раза, стальной чужак — командир Таррос? Ведь он, Ахиллес всегда рядом, её ровесник, с более молодым и горячим сердцем, уже давно бьющимся ради неё, пошедший ради неё на убийство и обман.

«Если б она только знала!» — его не мучала совесть. Желание заполучить Эрис было сильнее других чувств. В то же время он прекрасно отдавал себе отчет в том, что вряд ли она когда-либо станет его — даже после той грамотной ловушки, даже после того, как он запачкал свою совесть кровью Персиуса.

Ахиллес потерял надежду на то, что Эрис наконец заметит его, тем более что сразу после отъезда Тарроса и без того всегда строгая Эрис стала замкнутой и неразговорчивой, не такой, как раньше.

«Может надо совершить подвиг в битве? Тогда уж она точно не останется в стороне.» — он воодушевился этим. Заключительные сборы, прощание с матерями еще дома и они двинулись в путь под руководством Никона и его замены Аргоса.

Построивши оставшихся юниоров и прочтя устав, Эрис начала работать как обычно. Даже немного продуктивней.

Закончив гонять замученных ребят к закату, утомленная Эрис распустила всех. Убедившись, что кроме старого пьяницы сторожа никого нет, Эрис отправилась в конюшню. Только часовые видели, что делает сержант.

Она не видела Сириуса с утра. Успев изрядно соскучиться, конь, услышав приближение любимой хозяйки радостно заржал и забеспокоился.

— Как ты, мой добрый друг? — обняв коня за морду, она поцеловала его переносицу. Конь весело зафыркал.

Потрепав его густую, отливавшую серебром, гриву, Эрис угостила коня кусочком сушеной белой свеклы — его любимого лакомства, которая она дома заготавливала впрок и всегда брала с собой для Сириуса.

Прекрасный скакун играюче перебирал копытами, и его короткошерстная блестящая шкура, пронизанная выпуклыми сосудами и жилками, дергалась и переливалась.

Отойдя в сторону за ведром для воды и присев на землю, Эрис посмотрела в сторону коня. Ей на мгновенье померещилось, что Таррос стоит на том месте, где он любил стоять раньше, когда приходил в гости к их Сириусу. За то недолгое время, что командир пробыл здесь, Эрис казалось, что она знает его целую вечность. Она погладила вешалки для уздечек, которые Таррос собственноручно прибил для неё. Ей представилось, как он стоит спиной к Сириусу, прислонившись к двери, такой задумчивый, поставив руки на пояс, уперевшись левой ступней в дверь. Она вспоминала, как их общий конь преданно толкался лбом и терся о спину прежнего хозяина… Ее сердце защемило. Эта привязанность приносит потерю спокойствия. Потерю душевного равновесия, ведь дни идут такие же, и ничего вокруг не поменялось. Поменялась она. Её внутренний мир. Он стал беспокойным. Эрис старалась глушить любовь, но её постоянно мучал вопрос — правильно ли она поступила с их общим чувством? И от этого она страдает. Эрис подошла к тому месту, где стоял командир.