Между нами война - [10]

Шрифт
Интервал

Но Эрис уже не слышала их. Она, поглощенная зрелищем, наблюдала за тренировочным поединком на конях пары юниоров.

— Ты кто? — спросил у Эрис седовласый, преклонных лет, мужчина.

— Я — будущий воин! — торжественно ответила она, даже не взглянув на него.

— Дядя Яннис! — позвала Элин. Он направился к ней.

— Здравствуйте. Я — Элин Микаилус Лефкас. Может, Вы помните? — спросила она.

— Ты — дочь того самого Микаилуса Лефкаса? — он удивленно спросил, и обрадовавшись, и расстроившись одновременно.

— Да. Я знаю, что Вы являлись его лучшим другом.

— Да. Как же ты выросла! Какие были времена! — он задумался. Это был пожилой человек с белыми волосами, вернее, с тем, что от них осталось. Он не был грузным — скорее, атлетичным, и в свои годы удивительно легким на подъем. Он был облачен в обычные невзрачные туники, одетыми одна на другую и туго подпоясан.

— Твои дети? — спросил он своим дребезжаще-крикливым голосом, придя в себя.

— Да. Я хочу попросить Вас тренировать моего сына.

— В нашем деле главное — закалка. Твой сын силен духом? — строго вопросил он.

— Научите его. — убежденно сказала Элин.

— Я могу научить его биться, но дух его научить не смогу. — ответил ей Яннис.

— Дед Яннис, можно я буду учиться у Вас? Я хочу скакать на лошади с мечом. — их перебила Эрис, прибежав на разговор.

— Надо же! Какая бойкая девочка. — удивился учитель, разглядывая ее.

— Да уж… Замолчи, не позорь маму. — гневно приструнил Евгениус сестрёнку.

На глаза Эрис навернулись слезы обиды. Она бы хотела быть, как эти воины — доблестные и красивые.

— Мамочка, отдай меня, пожалуйста. Я вырасту, буду воином. — слёзно умоляла девочка.

— Прекрати сейчас же, Эрис! — прикрикнула мать, желая поскорее договориться.

— Ты сначала писать стоя научись! — подливал ядовитый братец.

— Элин. Я приму твоего сына. За бесплатно. — Элин обрадовалась, учитель продолжал. — Если ты и дочу отдашь к нам на подготовку.

— Что? — ее лицо застыло в недоумении. — Я должна посоветоваться. — ответила она.

— Тогда не приходите вовсе. — решительно, как и подобает военному, пусть и отставному, отрезал учитель.

— Хорошо. — Элин ничего не оставалось делать, как согласиться.

— Занятия завтра, в 5.30 утра. — сказав это, дед Яннис резко отошёл, и они, недолго простояв, пошли обратно.

Мать и дети брели домой, каждый думая о своем: Элин — в предвкушении скандала с матерью, брат — в ожидании плохого завтра; а Эрис шла вприпрыжку, счастливая от того, что теперь станет настоящим солдатом.

Признаться, бабушка была более чем недовольна. Она кричала, кричала, затем наконец замолчала, и, обидевшись, ушла в свой сад, откуда вернулась не так давно.

Наступило утро завтрашнего дня.

Эрис провела полночи в мечтах — вот она едет в седле, на ней сияющие доспехи, в руках меч, а на плече висит лук и колчан со стрелами…

Эрис проснулась совсем рано. Чуть светало. Соскочив и умывшись, она побежала будить мать.

— Мама, мы опоздаем. Вставай!

— Сейчас… — ответила она спросонья.

Элин встала и принялась будить Евгениуса. Он, привыкший к нежностям и лентяйству, наотрез отказался вставать. Мать, долго теребя, но попутно жалея сына, всё же добилась своего.

— Вы что же это, даже не позавтракаете? — спросила бабушка, уже давно бодрствующая и выпекающая последнюю лепешку.

— Мы опаздываем! — ответила Элин.

— Да ну вас! — махнула Эйгл на дочь и её отпрысков, продолжив работу.

Они бежали быстро, стремясь успеть. А Персиус выводил своих баранов навстречу стаду деда Икаруса. Он заметил их, и смешав своих животных с направляющимися на пастбища, подгоняемый любопытством, незаметно увязался за соседями.

Элин довела детей и ушла, пообещав скоро вернуться.

Яннис был вне себя — они опоздали на двадцать минут. Он кричал, что для воина главное — дисциплина.

— Простите, я встала рано, учитель. Мой брат ещё час не хотел вылезать из постели. — непосредственно ответила Эрис.

Яннис и без оправданий девочки разглядел в её брате избалованного отпрыска. Евгениус, стоявший в начале строя, ненавистно посмотрел на сестренку, которая стояла последней, поклявшись себе отомстить за её слова.

Персиус стоял вдалеке и наблюдал. И вдруг Яннис увидел его.

— Эй, кто там ещё! Поди-ка сюда! — он подозвал жестом руки. Персиус, не колеблясь, подбежал. У него был дар — нравиться людям с первого взгляда. Его появление совсем не устроило Эрис.

— Тебя как зовут? — спросил Яннис.

— Персиус. — четко ответил тот, по-солдатски положив руки по швам.

— Что делает Персиус там, когда его место в строю? — спросил учитель.

— Вы мне не приказывали. — ответил он.

— Встать в строй! — приказал учитель.

— Есть встать в строй! — ответил Персиус.

Он встал в ряд детей и встретился глазами с маленькой недовольной Эрис, пошевелив бровями в приветственном жесте.

— Фу, дурак. — буркнула она.

— Разговоры! — крикнул Яннис.

Её первый в жизни урок начался!

Они бегали, делали упражнения на укрепление тела и духа. Эрис была самая маленькая, она терпеливо сносила всё, боясь громко вздохнуть, а брат её все время ныл и старался улизнуть. Яннис поначалу терпел, но потом дал Евгениусу розгой по спине за непослушание. Евгениус разрыдался.

Эрис видела всё, и ей было стыдно за малодушного братца. Тут еще и ненормальный Персиус будет сплетни распускать… В общем, тяжелый выдался день.


Рекомендуем почитать
Голубой лёд Хальмер-То, или Рыжий волк

К Пашке Стрельнову повадился за добычей волк, по всему видать — щенок его дворовой собаки-полуволчицы. Пришлось выходить на охоту за ним…


Четвертое сокровище

Великий мастер японской каллиграфии переживает инсульт, после которого лишается не только речи, но и волшебной силы своего искусства. Его ученик, разбирая личные вещи сэнсэя, находит спрятанное сокровище — древнюю Тушечницу Дайдзэн, давным-давно исчезнувшую из Японии, однако наделяющую своих хозяев великой силой. Силой слова. Эти события открывают дверь в тайны, которые лучше оберегать вечно. Роман современного американо-японского писателя Тодда Симоды и художника Линды Симода «Четвертое сокровище» — впервые на русском языке.


Боги и лишние. неГероический эпос

Можно ли стать богом? Алан – успешный сценарист популярных реалити-шоу. С просьбой написать шоу с их участием к нему обращаются неожиданные заказчики – российские олигархи. Зачем им это? И что за таинственный, волшебный город, известный только спецслужбам, ищут в Поволжье войска Новороссии, объявившей войну России? Действительно ли в этом месте уже много десятилетий ведутся секретные эксперименты, обещающие бессмертие? И почему все, что пишет Алан, сбывается? Пласты масштабной картины недалекого будущего связывает судьба одной женщины, решившей, что у нее нет судьбы и что она – хозяйка своего мира.


Княгиня Гришка. Особенности национального застолья

Автобиографическую эпопею мастера нон-фикшн Александра Гениса (“Обратный адрес”, “Камасутра книжника”, “Картинки с выставки”, “Гость”) продолжает том кулинарной прозы. Один из основателей этого жанра пишет о еде с той же страстью, юмором и любовью, что о странах, книгах и людях. “Конечно, русское застолье предпочитает то, что льется, но не ограничивается им. Невиданный репертуар закусок и неслыханный запас супов делает кухню России не беднее ее словесности. Беда в том, что обе плохо переводятся. Чаще всего у иностранцев получается «Княгиня Гришка» – так Ильф и Петров прозвали голливудские фильмы из русской истории” (Александр Генис).


Блаженны нищие духом

Судьба иногда готовит человеку странные испытания: ребенок, чей отец отбывает срок на зоне, носит фамилию Блаженный. 1986 год — после Средней Азии его отправляют в Афганистан. И судьба святого приобретает новые прочтения в жизни обыкновенного русского паренька. Дар прозрения дается только взамен грядущих больших потерь. Угадаешь ли ты в сослуживце заклятого врага, пока вы оба боретесь за жизнь и стоите по одну сторону фронта? Способна ли любовь женщины вылечить раны, нанесенные войной? Счастливые финалы возможны и в наше время. Такой пронзительной истории о любви и смерти еще не знала русская проза!


Крепость

В романе «Крепость» известного отечественного писателя и философа, Владимира Кантора жизнь изображается в ее трагедийной реальности. Поэтому любой поступок человека здесь поверяется высшей ответственностью — ответственностью судьбы. «Коротенький обрывок рода - два-три звена», как писал Блок, позволяет понять движение времени. «Если бы в нашей стране существовала живая литературная критика и естественно и свободно выражалось общественное мнение, этот роман вызвал бы бурю: и хулы, и хвалы. ... С жестокой беспощадностью, позволительной только искусству, автор романа всматривается в человека - в его интимных, низменных и высоких поступках и переживаниях.