Между "А" и "Б" - [4]

— Я же вам рассказывал, а вы мне не поверили. Погодите минутку. Я ее привяжу, а то она на чужих бросается. Особенно на девчонок.

Звякая цепочкой, я завел собачку в угол, взъерошил на ней шерсть и случайно мои руки попали Розе под мышки.

Я крикнул:

— Входите! Эльбрус на цепи!

И тут произошло что-то необыкновенное. Наверно, Роза как огня боялась щекотки. И очень не любила, когда ее щекотали. Потому что в ту минуту, когда ребята появились на пороге, Роза вырвалась из моих рук, бешено взвизгнула, залаяла и принялась носиться по коридору. Взъерошенная, разозленная, она казалась такой страшной, что даже я струсил.

А ребята? Сминая друг друга, они скатились по лестнице вниз.

Я еле успокоил разбушевавшуюся Розу и отвел ее к бабушке.

Утром, едва я переступил порог класса, на меня налетела Галка Новожилова.

— Ну, Коробухин, это переходит всякие границы. На своих товарищей науськать бешеную собаку! Так тебе это не пройдет.

Она оглядела орлиным взором весь класс и произнесла:

— Наш отряд решил объявить тебе бойкот. С сегодняшнего дня мы с тобой не разговариваем. Ты нам не товарищ.

— Все со мной не разговаривают? — Я посмотрел на Семку.

Семка отвернулся.

— Все, — отрезал Ленька Александров.

На первом уроке со мной никто не разговаривал, на переменке тоже, на втором уроке в мою сторону никто даже не глянул, на второй переменке на мои вопросы не отвечали, на третьем уроке — тоже, на большой переменке — целых 15 минут! — со мной никто не перекинулся словечком, на четвертой переменке бойкот продолжался.

После пятого урока я мрачно произнес:

— Пойти утопиться, что ли!.. А что еще остается человеку?

И, еле переставляя ноги, поплелся по коридору.

Я ОБЪЯВЛЯЮ ГОЛОДОВКУ

Конечно, топиться я и не думал. Я отправился в кино. Со вчерашнего дня во всех кинотеатрах шел фильм "Парижские тайны".

По городу были расклеены голубые афиши. С афиш улыбался широкоплечий парень. От его ударов во все стороны разлетались типы с мрачными физиономиями.

Разве можно было не пойти на такой фильм? Легче в школу не пойти…

Кино мне понравилось. Здорово дерется этот маркиз. Надо будет мне потренироваться. Бокс в жизни пригодится.

Занятый такими мыслями, я брел по улице. И ничего не замечал. Вдруг на меня налетел и чуть не сшиб с ног Семка.

— Ты что правила уличного движения нарушаешь? — рассердился я.

— Ты жив? — у Семки дрожали руки, дрожал портфель, а лицо было таким испуганным, будто он только что побывал в пасти у льва и лишь чудом вырвался.

— Интересно, почему я должен умереть? — удивленно спросил я.

— Да нет, конечно, — обрадовался Семка. — Я побегу, скажу ребятам. А то они думают, что ты… — Семка нервно хихикнул, — утопился. Ищут тебя…

— Обожди. — Я схватил Семку за руку. — Ищут, говоришь?

— Да, — торопливо закивал Семка, — уже и дома были. А ты где шатался? В кино сидел?

Я ничего не ответил, потому что я размышлял. Мысли одна за другой появлялись в моей голове, они перебивали друг дружку и не давали сосредоточиться: "А что, если я… Нет, лучше так… А может — наоборот?"

Наконец я решился.

— Ну, прощай, — задумчиво произнес я.

— Ты к-куда? — у Семки задергались губы.

Я молча повернулся и быстро зашагал не в ту сторону, где был мой дом, а в противоположную. Я свернул направо около разноцветного, словно попугай, газетного киоска. И когда я оказался за стеной дома и Семка потерял меня из виду, я припустил со всех ног.

Не знаю, как вы, но я люблю дворы в микрорайонах. Здесь очень легко скрыться от любой погони. Дома все на одно лицо, дворов полно, в общем — ищи-свищи.

В один из таких дворов я и шмыгнул. Из-за стены детсада выглянул. Как я и предполагал, Семка крался за мной. Но мой быстрый рывок сбил его с толку. Семка недоуменно оглядывался, он не мог понять, куда я исчез.

Я, довольный, улыбнулся. Дал подзатыльника малышу, который слишком ко мне приглядывался, и потопал домой.

В нашем районе почти все дома были деревянные. Летом на улицах зеленела трава, а зимой снег заваливал дома по самую макушку. И тогда все жители выходили и расчищали дорожки к колонкам. В общем, как в деревне, хотя всего в двух шагах от шумного, сверкающего проспекта. Только три новых, в семь этажей, дома возвышались над нашим районом. Ночью они были похожи на большие корабли, которые пристали отдохнуть на пару минут и скоро снимутся с якорей.

Я с мамой жил в доме посредине, в 27 "а". А были еще 27 просто и 27 "б".

Осторожно, чтобы меня никто не заметил, я пробрался по лестнице на чердак. На чердаке, за котельной трубой, было наше с Семкой место. О нем никто, кроме нас, не знал. Там я растянулся на старом рыжем диване. Он был такой старый, что даже пружины у него не скрипели.

Надо было обдумать то, что произошло.

Кстати, о чердаках. Раньше, когда мы еще жили в деревянном доме, там был отличный чердак. Мы с Семкой забирались туда во всех случаях, когда надо было обмозговать что-нибудь очень важное и секретное.

Но потом наш дом снесли. Приехал бульдозер, и дома как не бывало, а с ним и чердака. И мы с мамой переехали в этот самый 27 "а", на чердаке которого я сейчас все это вспоминаю.

Помню, мама ходила по нашей квартире, под собой ног не чуя, всплескивала руками, гладила стены, открывала краны. А я стоял мрачный, как скульптура в парке. Ну разве могут быть в таком доме чердаки?