Меж рабством и свободой: причины исторической катастрофы - [12]

Несколько позже мы этот смысловой сбой проанализируем. Сейчас же хочу только напомнить читателю, что подобные положения вечно актуальны и принципиальны для политической истории — сознательное или полусознательное моделирование господствующей стороной позиции противника как заведомо пагубной. Главное средство в таких случаях — упрощение этой позиции, моделирование ее по случайным, произвольно выхваченным чертам враждебной программы. Так и программа, которая могла реализоваться в случае воцарения Алексея, имела мало общего с тем вариантом, что приписывали ему противники.

Для того чтобы представить себе эту реальную программу, противостоящую петровским сбывшимся планам, нужно очертить круг лиц, на которых рассчитывал и собирался опереться Алексей. Их список был выбит из него кнутом на дыбе.

Несколько человек Алексей назвал сразу — еще до начала официального следствия. Их участие было столь очевидно и известно, что скрывать было глупо. Не говоря уж о том, что царевич, по выражению Пушкина, "устрашенный сильным отцом", пытался откупиться от него, но, по возможности, минимумом предательства по отношению к своим действительным или потенциальным сторонникам.

Сразу же отметем лиц, близких к царевичу, но малозначащих — Никифора Вяземского, Дубровского, Эверлакова. Нас интересует не бытовой уровень, но реально политический.

Замешанные в деле второстепенные государственные фигуры — Петр Апраксин, Михаил Самарин и царевич Василий Сибирский оказались достаточно случайными участниками дела.

Главными лицами на этом этапе стали те же Александр Кикин и князь Василий Владимирович Долгорукий. С них и начнем анализ политических связей царевича.

В представлениях об Александре Васильевиче Кикине — самой трагической после царевича фигуре "дела Алексея" — много путаницы. В высшей степени квалифицированный историк пишет о корреспондентах петровского кабинет-секретаря Алексея Макарова: "Александр Кикин, Антон Девиер — или близкие ему по социальному облику такие корреспонденты, как Алексей Курбатов, Василий Ершов…" Кикин невольно оказывается в "одном круге" с безродным иностранцем Девиером и бывшим крепостным Курбатовым. Вводит в заблуждение и то, что Кикин был царским денщиком, как простолюдин Ментиков и арап Абрам Петров, ставший затем Ганнибалом. "Кикина с Меншиковым роднила общность начала карьеры…" — пишет историк. Между тем Александр Кикин происходил из очень хорошего дворянского рода, основанного знатным литовским выходцем, ставшим боярином князя Дмитрия Донского. Кикин был сыном стольника (чин, предшествующий боярину), крупного дипломата. С 1693 года служил в "потешных", то есть в гвардии, и, будучи бомбардиром, находился под началом самого Петра — капитана бомбардирской роты. Денщиком царским он стал во время Азовских походов. Причем надо иметь в виду, что петровские денщики были людьми чрезвычайно близкими к царю часто не только в быту. Они были лицами доверенными. Во время Великого посольства Кикин волонтером — вместе с царем — поступил в обучение на голландскую верфь и стал мастером кораблестроения. В дальнейшем его быстрая карьера шла именно по этой важнейшей для Петра линии — Кикин сделан был управляющим петербургской верфью. Вместе с царем он создавал флот и был одним из ближайших к Петру деятелей.

Был он близок царю и по-человечески. Свидетельством тому множество писем к нему Петра. Едва ли не за каждым сколько-нибудь важным событием следовало послание от царя к адмиралтейцу Александру Васильевичу, прозванному Петром "дедушкой", хотя он был, скорее всего, моложе государя. Был Кикин как свой вхож и в семейный августейший круг.

В Кикине соединились два типа, в петровскую пору обычно разделенных: родовой дворянин и "специалист", инженер, деятель не столько политической, сколько технической реформы. Вся его профессиональная и жизненная карьера была связана с этой реформой, новой экономикой, новым строем государственного существования.

Карьера Кикина споткнулась на том, на чем обыкновенно и спотыкались петровские "птенцы", — на казнокрадстве. Он, как и Меншиков, брал через подставных лиц подряды на поставку хлеба государству и продавал его по непомерно высоким ценам. Специальная следственная канцелярия, возглавленная князем Василием Владимировичем Долгоруким, обличив в плутовстве с подрядами многих, начиная с Меншикова, не обошла и Кикина. Александр Васильевич пережил смертный приговор, смертельный испуг, но был прощен царем, заплатил большой штраф, отнюдь его, однако, не разоривший, и был ненадолго выслан в Москву. Но вскоре Петр снял с него опалу, и Кикин вернулся в Петербург.

Почему эти люди воровали — и чем далее развивались реформы, тем интенсивнее становилось воровство, — мы уже попытались понять. Сейчас нам важно иное — могли ли эта опала и весьма умеренное наказание толкнуть Кикина на смертельно опасную авантюру — разжечь ненависть Алексея против отца, уговорить его бежать за границу и подготовить этот побег.

Да, после злоключений 1713–1715 годов Александр Васильевич навсегда утратил человеческое доверие царя. Но он оставался на виду, ездил по Европе, мог себе жить да поживать.