Метелло - [99]
Сантино надел на него рубашку, а Метелло пригладил ему волосы на голове.
В это время по дну оврага, ведущего к Муньоне, бежал Париджи, посланный за скорой помощью; поднявшись в конце оврага на берег реки, он мог сократить путь.
— Если по дороге встретишь какую-нибудь повозку, хватай ее и мигом возвращайся обратно, — сказал ему инженер. — А пока беги что есть духу.
Пробежав с полкилометра и не встретив ни одного экипажа, Париджи тем не менее трижды останавливался, первый раз ему пришлось остановиться у входа в туннель, прорытый под дорогой и предназначенный для укладки трубы, по которой весенняя вода будет стекать из оврага и Муньоне. Там у входа, в темноте, по земле каталось несколько человек, слышались приглушенные крики, проклятия, ругательства, чьи-то жалобы и мольбы о пощаде. Это была уже не драка, а суд Линча. Олиндо валялся, уткнувшись лицом в землю, прикрывая голову руками, глотая кровь и пыль. Над ним на коленях стояли Дуили, Померо, Липпи и еще кто-то четвертый, которого Париджи не смог разглядеть. Сменяя друг друга, они били Олиндо по голове, по бокам, пинали его ногами, приподнимали и бросали оземь.
— Вы убьете его! — закричал Париджи.
— Нет, он не околеет, нет! Это самая легкая казнь, которой он заслуживает.
В суматохе, последовавшей за выстрелами, сразу как только упал Немец, Олиндо, охваченный паникой, бросился бежать, а они заметили это и пустились вдогонку.
— Как чувствует себя Немец? — спросил Дуили.
— Кажется, рана не тяжелая, я бегу за скорой помощью.
— Ну, тогда беги, что ж ты остановился?
Париджи добежал до выхода из туннеля и поднялся на берег Муньоне. До него все еще доносились стоны Олиндо под ударами его мучителей.
— Довольно! Ведь у меня четверо детей!
— Ты вспомнил о них только сейчас?
— Падаль!
— Мразь!
— Не могу же я смотреть, как они помирают с голоду!
— А наши не помирают?! А мы можем?!
После туннеля солнце светило особенно ярко. Было уже позднее утро, стрекот цикад заглушал доносившиеся голоса.
Париджи взбежал на мост и здесь встретил коляску племянника Бадолати. Молодой человек по-прежнему правил лошадью, но рядом с ним, там, где час назад сидел сын Мадии, теперь находился Дель Буоно. Париджи узнал его, когда коляска уже промчалась. Неужели это Бастьяно? Юноша остановился в конце моста. Коляска катила уже вдоль насыпи. Да, это он. Это его соломенная шляпа, его черный пиджак, его высоченный крахмальный воротничок! Глядя на его спину, Париджи совсем уверился в том, что это Дель Буоно.
— Эй, ты, Париджи! — внезапно окликнул юношу его друг Ренцони. Он бежал от заставы, тяжело дыша. Пот ручьями стекал по его лицу.
— Вот это пробег! На сколько опередила меня коляска? Видишь, Метелло был прав! Надо отдать должное этим старикам — и моему деду, и Липпи, и Корсьеро, и Дуили, — они знают больше нас. Ну ладно, пошли.
— Идем со мной. Немец ранен.
Они побежали вместе и, с трудом переводя дыхание, делились новостями, рассказывали друг другу о последних событиях, свидетелями которых им довелось быть. Им казалось, что в их жизни больше никогда не случится ничего подобного.
— На других стройках все было приблизительно так же, как у нас.
— Тебя ведь не было и ты не знаешь, что у нас стреляли.
— Я был на стройке Мадии. Там начали стрелять солдаты.
— И у нас тоже.
— Но они стреляли в воздух.
— А эти стреляли прямо в нас. Мы чудом остались живы…
— А в это время, хотя на стройках об этом ничего не знали, во Флоренции началась всеобщая забастовка, из-за того, что закрыли Палату труда. Этот огонь зажгли мы, а когда он как следует разгорелся, сами же остались в темноте.
— Немец ранен, а Тинаи кто-то набил морду.
— Ночью приехал из Рима Пешетти. Он и представители заводов Пиньоне уже рано утром были в Палаццо Риккарди. Рим вызывал к телефону префекта. Кажется, там на проводе был Джолитти. Во всяком случае, Дель Буоно тут же освободили, и теперь он объезжает стройки, чтобы убедить рабочих принять предложение хозяев. Они хотят обо всем договориться сегодня же утром.
В нескольких шагах от цели Париджи вновь остановился, на этот раз — чтобы завязать шнурок ботинка, иначе он свалился бы у него с ноги.
— О чем договориться?
— Я точно не знаю. Конечно, они не дадут нам того, что мы требовали сначала. Но пусть уж хоть сколько-нибудь прибавят.
Через несколько минут они уже бежали обратно, немного отставая от четырех санитаров, которые быстро катили тележку скорой помощи.
— А куда ранен Немец?
— В грудь.
— Словно один из братьев Бандьера[71].
— Как ты можешь этим шутить!
— Но ведь он ранен не тяжело… Да! Я тебе еще не сказал? Наконец прибыл человек из Турина с деньгами, собранными по подписке, сейчас они уже в Палате труда. Он привез около трех тысяч лир.
— Значит, сегодня вечером у нас будет получка?
— Наедимся всласть!
— Накуримся!
— Хорошо бы еще сходить на улицу Аморино, — добавил маленький Ренцони.
— А твоя девушка для чего?
— Это совсем другое дело. Вот и сегодня она будет ждать меня в полдень возле Торре делла Дзекка.
— Сейчас уже, наверно, больше одиннадцати, ты не успеешь.
— Я не могу не пойти. Кроме всего прочего, она принесет мне поесть.
— Пойдем сюда, мы спустимся по берегу и сократим путь. Доберемся до стройки в одно время со скорой помощью.
Эта книга не плод творческого вымысла. Это разговор писателя с его покойным братом. Создавая книгу, автор искал лишь утешения. Его мучает сознание, что он едва начал проникать в духовный мир брата, когда было уже слишком поздно. Эти страницы, следовательно, являются тщетной попыткой искупления.
«Постоянство разума» («La costanza della ragione», 1963) – это история молодого флорентийца, рассказанная от первого лица, формирование которого происходит через различные, нередко тяжелые и болезненные, ситуации и поступки. Это одно из лучших произведений писателя, в том числе и с точки зрения языка и стиля. В книге ощущается скептическое отношение писателя к той эйфории, охватившей Италию в период экономического «чуда» на рубеже 50-60-х гг.
Наиболее интересна из ранних произведений Пратолини его повесть «Виа де'Магадзини». В ней проявились своеобразные художественные черты, присущие всему последующему творчеству писателя.
Роман Пратолини «Повесть о бедных влюбленных», принес его автору широчайшую популярность. Писатель показывает будни жителей одного из рабочих кварталов Флоренции — крошечной виа дель Корно — в трудные и страшные времена разнузданного фашистского террора 1925—1926 годов. В горе и радости, в чувствах и поступках бедных людей, в поте лица зарабатывающих свой хлеб, предстает живой и прекрасный облик народа, богатый и многогранный национальный характер, сочетающий в себе человеческое достоинство, мужество и доброту, верность вековым традициям морали, стойкость и оптимизм.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.