Метелло - [97]

Шрифт
Интервал

— Ты негодяй, Салани.

— Такой же, как мой тесть. Вы мне это уже говорили.

— Нет, не такой, а хуже.

— Не спорю. Он был из другого теста. Будь он жив, я не стоил бы его мизинца. Но он умер, и вы помните, при каких обстоятельствах?

— Смотри, как бы тебе не пришлось раскаиваться в своих словах!

— Это вы мне и хотели сказать? А я-то надеялся, что вы станете обсуждать со мной, как найти выход из положения. Вы думаете, для нас это развлечение? У нас руки дрожат от отчаяния.

Среди рабочих, стоявших у насыпи, послышался ропот. И Метелло, чувствуя единодушную поддержку товарищей, невольно повысил голос. Он держался руками за отвороты пиджака, и это выглядело так, будто он готов ринуться на инженера.

— Нам, не менее чем вам, тяжело видеть заброшенную стройку. Вы почти всегда бывали с нами на лесах, вы нас знаете, видели, как мы трудились. Скажите же, положа руку на сердце, разве мы просили не самую малость? Разве отказывать нам в этом так долго не значит быть бессердечным человеком?

Но ему ответил не Бадолати, а Немец, стоявший в нескольких шагах от них среди штрейкбрехеров.

— А не лучше ли было бы для вас вернуться на работу?

— Нет больше никаких сил, Метелло. Довольно лезть на рожон, — подхватил Олиндо.

И тут с обеих сторон посыпались оскорбления, за которыми последовала драка, револьверные, а потом и винтовочные выстрелы.

— Бродяги!

— Штрейкбрехеры!

— Преступники!

— Предатели!

И все это произошло за какие-нибудь несколько секунд, пока стайка ласточек, покружившись над лесами, успела скрыться в направлении железной дороги.

Глава XXIII

Надо еще удивляться, что не произошло настоящего побоища! Потом говорили, что это просто чудо. Судьба, случайность, рука всевышнего, как утверждал Сантино.

Липпи и Фриани первыми ринулись на Олиндо и Немца. Унтер-офицер и полицейские выхватили револьверы. Услышав крик инженера: «Останови его, проклятого!», Нардини ловким движением обезоружил Криспи.

Тем временем Метелло пытался удержать рабочих, набросившихся на штрейкбрехеров. Ему удалось скрутить руки Дуили и Париджи. Так началась свалка.

Фриани и Немец, повалив друг друга подножкой, катались по земле. Наконец Немец прижал противника коленом и стал бить его по щекам. Сантино сдерживал Липпи, обхватив его за пояс. Олиндо, освободившись от старика, пытался бежать, но на него налетели двое, потом трое, пятеро, его захлестнули удары, плевки, ругательства. Все происходило, как накануне вечером, на площади Кавалледжери, вспоминали потом. Но на этот раз солдаты были вооружены. Первый ружейный залп вспугнул ласточек и охладил пыл сражавшихся. Действительно ли солдаты стреляли в воздух или целились так, что пули пролетали над самыми головами рабочих? На этот счет у каждой из сторон — у каменщиков, полицейских и солдат — сложилось свое мнение. А инженер повторял, что была такая неразбериха и все произошло так быстро, что невозможно было ничего понять.

Достоверно лишь, что после ружейного залпа драка прекратилась. Каменщики опустили руки, некоторые поднялись с земли, отряхивая одежду и бормоча проклятия. Потом под влиянием инстинкта самосохранения, а возможно, страха или вдруг обретенной солидарности забастовщики и штрейкбрехеры объединились в одну группу. Только старый Липпи остался сидеть на земле, вытянув ноги и обхватив руками голову. Он бормотал:

— Оказывается человек может спятить в любом возрасте, а ведь этого не должно быть!

Молодой Париджи присел на корточки, чтобы быть поближе к старику. Солдаты выстроились по пятеро в ряд и держали винтовки на прицел, как во время настоящего расстрела.

— Вы с ума сошли стрелять? — закричал Немец.

Он шагнул вперед, а за ним следом и все рабочие приблизились на такое же расстояние к солдатам, полицейским, инженеру и двум десятникам, которые теперь стояли все вместе.

Метелло, оказавшийся рядом с Немцем, сказал:

— Мы не бандиты, просто кровь бросилась нам в голову. Теперь все кончилось, и вам здесь делать нечего.

Фриани закричал:

— Солдаты! У вас такие же мозолистые руки, как у нас! Вы свободные люди, не давайте собой командовать!

Рабочие поддержали его одобрительными выкриками, подняв сжатые кулаки.

— Назад! — скомандовал полицейский комиссар. — Считаю до трех!

При этих словах полицейские и унтер-офицер сняли револьверы с предохранителей.

— Быстро вы ладите между собой, мошенники, когда бунтуете против власти.

Тут вмешался инженер:

— Никогда ничего подобного не случалось на моей стройке, — заявил он, вытирая пот со лба и шеи.

Нардини попытался подойти к группе рабочих со словами:

— Ну, довольно, ребята, ведь ничего же не произошло.

Но полицейский комиссар остановил его, преградив ему дорогу рукой, в которой держал револьвер.

— Останьтесь здесь.

Метелло сказал:

— Мы знаем, что ты, Нардини, хороший человек. Тебе не подходит роль десятника.

— Я стараюсь для общей пользы, — ответил ему Нардини.

— Ну, конечно! — воскликнул Немец. Увлеченный своим порывом, он обнял Метелло за плечи и притянул к себе. — Инцидент исчерпан, — заявил он. — И кто знает, может быть, эти прохвосты переменят свое мнение.

Группа каменщиков двинулась за ним. Старый Липпи поднялся, опираясь на руку Париджи.


Еще от автора Васко Пратолини
Семейная хроника

Эта книга не плод творческого вымысла. Это разговор писателя с его покойным братом. Создавая книгу, автор искал лишь утешения. Его мучает сознание, что он едва начал проникать в духовный мир брата, когда было уже слишком поздно. Эти страницы, следовательно, являются тщетной попыткой искупления.


Постоянство разума

«Постоянство разума» («La costanza della ragione», 1963) – это история молодого флорентийца, рассказанная от первого лица, формирование которого происходит через различные, нередко тяжелые и болезненные, ситуации и поступки. Это одно из лучших произведений писателя, в том числе и с точки зрения языка и стиля. В книге ощущается скептическое отношение писателя к той эйфории, охватившей Италию в период экономического «чуда» на рубеже 50-60-х гг.


Виа де'Магадзини

Наиболее интересна из ранних произведений Пратолини его повесть «Виа де'Магадзини». В ней проявились своеобразные художественные черты, присущие всему последующему творчеству писателя.


Повесть о бедных влюбленных

Роман Пратолини «Повесть о бедных влюбленных», принес его автору широчайшую популярность. Писатель показывает будни жителей одного из рабочих кварталов Флоренции — крошечной виа дель Корно — в трудные и страшные времена разнузданного фашистского террора 1925—1926 годов. В горе и радости, в чувствах и поступках бедных людей, в поте лица зарабатывающих свой хлеб, предстает живой и прекрасный облик народа, богатый и многогранный национальный характер, сочетающий в себе человеческое достоинство, мужество и доброту, верность вековым традициям морали, стойкость и оптимизм.


Рекомендуем почитать
Mainstream

Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?


Некто Лукас

Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.


Дитя да Винчи

Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.


Из глубин памяти

В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.


Порог дома твоего

Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.


Цукерман освобожденный

«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.