Метелло - [97]
— Ты негодяй, Салани.
— Такой же, как мой тесть. Вы мне это уже говорили.
— Нет, не такой, а хуже.
— Не спорю. Он был из другого теста. Будь он жив, я не стоил бы его мизинца. Но он умер, и вы помните, при каких обстоятельствах?
— Смотри, как бы тебе не пришлось раскаиваться в своих словах!
— Это вы мне и хотели сказать? А я-то надеялся, что вы станете обсуждать со мной, как найти выход из положения. Вы думаете, для нас это развлечение? У нас руки дрожат от отчаяния.
Среди рабочих, стоявших у насыпи, послышался ропот. И Метелло, чувствуя единодушную поддержку товарищей, невольно повысил голос. Он держался руками за отвороты пиджака, и это выглядело так, будто он готов ринуться на инженера.
— Нам, не менее чем вам, тяжело видеть заброшенную стройку. Вы почти всегда бывали с нами на лесах, вы нас знаете, видели, как мы трудились. Скажите же, положа руку на сердце, разве мы просили не самую малость? Разве отказывать нам в этом так долго не значит быть бессердечным человеком?
Но ему ответил не Бадолати, а Немец, стоявший в нескольких шагах от них среди штрейкбрехеров.
— А не лучше ли было бы для вас вернуться на работу?
— Нет больше никаких сил, Метелло. Довольно лезть на рожон, — подхватил Олиндо.
И тут с обеих сторон посыпались оскорбления, за которыми последовала драка, револьверные, а потом и винтовочные выстрелы.
— Бродяги!
— Штрейкбрехеры!
— Преступники!
— Предатели!
И все это произошло за какие-нибудь несколько секунд, пока стайка ласточек, покружившись над лесами, успела скрыться в направлении железной дороги.
Глава XXIII
Надо еще удивляться, что не произошло настоящего побоища! Потом говорили, что это просто чудо. Судьба, случайность, рука всевышнего, как утверждал Сантино.
Липпи и Фриани первыми ринулись на Олиндо и Немца. Унтер-офицер и полицейские выхватили револьверы. Услышав крик инженера: «Останови его, проклятого!», Нардини ловким движением обезоружил Криспи.
Тем временем Метелло пытался удержать рабочих, набросившихся на штрейкбрехеров. Ему удалось скрутить руки Дуили и Париджи. Так началась свалка.
Фриани и Немец, повалив друг друга подножкой, катались по земле. Наконец Немец прижал противника коленом и стал бить его по щекам. Сантино сдерживал Липпи, обхватив его за пояс. Олиндо, освободившись от старика, пытался бежать, но на него налетели двое, потом трое, пятеро, его захлестнули удары, плевки, ругательства. Все происходило, как накануне вечером, на площади Кавалледжери, вспоминали потом. Но на этот раз солдаты были вооружены. Первый ружейный залп вспугнул ласточек и охладил пыл сражавшихся. Действительно ли солдаты стреляли в воздух или целились так, что пули пролетали над самыми головами рабочих? На этот счет у каждой из сторон — у каменщиков, полицейских и солдат — сложилось свое мнение. А инженер повторял, что была такая неразбериха и все произошло так быстро, что невозможно было ничего понять.
Достоверно лишь, что после ружейного залпа драка прекратилась. Каменщики опустили руки, некоторые поднялись с земли, отряхивая одежду и бормоча проклятия. Потом под влиянием инстинкта самосохранения, а возможно, страха или вдруг обретенной солидарности забастовщики и штрейкбрехеры объединились в одну группу. Только старый Липпи остался сидеть на земле, вытянув ноги и обхватив руками голову. Он бормотал:
— Оказывается человек может спятить в любом возрасте, а ведь этого не должно быть!
Молодой Париджи присел на корточки, чтобы быть поближе к старику. Солдаты выстроились по пятеро в ряд и держали винтовки на прицел, как во время настоящего расстрела.
— Вы с ума сошли стрелять? — закричал Немец.
Он шагнул вперед, а за ним следом и все рабочие приблизились на такое же расстояние к солдатам, полицейским, инженеру и двум десятникам, которые теперь стояли все вместе.
Метелло, оказавшийся рядом с Немцем, сказал:
— Мы не бандиты, просто кровь бросилась нам в голову. Теперь все кончилось, и вам здесь делать нечего.
Фриани закричал:
— Солдаты! У вас такие же мозолистые руки, как у нас! Вы свободные люди, не давайте собой командовать!
Рабочие поддержали его одобрительными выкриками, подняв сжатые кулаки.
— Назад! — скомандовал полицейский комиссар. — Считаю до трех!
При этих словах полицейские и унтер-офицер сняли револьверы с предохранителей.
— Быстро вы ладите между собой, мошенники, когда бунтуете против власти.
Тут вмешался инженер:
— Никогда ничего подобного не случалось на моей стройке, — заявил он, вытирая пот со лба и шеи.
Нардини попытался подойти к группе рабочих со словами:
— Ну, довольно, ребята, ведь ничего же не произошло.
Но полицейский комиссар остановил его, преградив ему дорогу рукой, в которой держал револьвер.
— Останьтесь здесь.
Метелло сказал:
— Мы знаем, что ты, Нардини, хороший человек. Тебе не подходит роль десятника.
— Я стараюсь для общей пользы, — ответил ему Нардини.
— Ну, конечно! — воскликнул Немец. Увлеченный своим порывом, он обнял Метелло за плечи и притянул к себе. — Инцидент исчерпан, — заявил он. — И кто знает, может быть, эти прохвосты переменят свое мнение.
Группа каменщиков двинулась за ним. Старый Липпи поднялся, опираясь на руку Париджи.
Эта книга не плод творческого вымысла. Это разговор писателя с его покойным братом. Создавая книгу, автор искал лишь утешения. Его мучает сознание, что он едва начал проникать в духовный мир брата, когда было уже слишком поздно. Эти страницы, следовательно, являются тщетной попыткой искупления.
«Постоянство разума» («La costanza della ragione», 1963) – это история молодого флорентийца, рассказанная от первого лица, формирование которого происходит через различные, нередко тяжелые и болезненные, ситуации и поступки. Это одно из лучших произведений писателя, в том числе и с точки зрения языка и стиля. В книге ощущается скептическое отношение писателя к той эйфории, охватившей Италию в период экономического «чуда» на рубеже 50-60-х гг.
Наиболее интересна из ранних произведений Пратолини его повесть «Виа де'Магадзини». В ней проявились своеобразные художественные черты, присущие всему последующему творчеству писателя.
Роман Пратолини «Повесть о бедных влюбленных», принес его автору широчайшую популярность. Писатель показывает будни жителей одного из рабочих кварталов Флоренции — крошечной виа дель Корно — в трудные и страшные времена разнузданного фашистского террора 1925—1926 годов. В горе и радости, в чувствах и поступках бедных людей, в поте лица зарабатывающих свой хлеб, предстает живой и прекрасный облик народа, богатый и многогранный национальный характер, сочетающий в себе человеческое достоинство, мужество и доброту, верность вековым традициям морали, стойкость и оптимизм.
Пятеро мужчин и две женщины становятся жертвами кораблекрушения и оказываются на необитаемом острове, населенном слепыми птицами и гигантскими ящерицами. Лишенные воды, еды и надежды на спасение герои вынуждены противостоять не только приближающейся смерти, но и собственному прошлому, от которого они пытались сбежать и которое теперь преследует их в снах и галлюцинациях, почти неотличимых от реальности. Прослеживая путь, который каждый из них выберет перед лицом смерти, освещая самые темные уголки их душ, Стиг Дагерман (1923–1954) исследует природу чувства вины, страха и одиночества.
Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.
Что если бы Элизабет Макартур, жена печально известного Джона Макартура, «отца» шерстяного овцеводства, написала откровенные и тайные мемуары? А что, если бы романистка Кейт Гренвилл чудесным образом нашла и опубликовала их? С этого начинается роман, балансирующий на грани реальности и выдумки. Брак с безжалостным тираном, стремление к недоступной для женщины власти в обществе. Элизабет Макартур управляет своей жизнью с рвением и страстью, с помощью хитрости и остроумия. Это роман, действие которого происходит в прошлом, но он в равной степени и о настоящем, о том, где секреты и ложь могут формировать реальность.
Впервые издаётся на русском языке одна из самых важных работ в творческом наследии знаменитого португальского поэта и писателя Мариу де Са-Карнейру (1890–1916) – его единственный роман «Признание Лусиу» (1914). Изысканная дружба двух декадентствующих литераторов, сохраняя всю свою сложную ментальность, удивительным образом эволюционирует в загадочный любовный треугольник. Усложнённая внутренняя композиция произведения, причудливый язык и стиль письма, преступление на почве страсти, «саморасследование» и необычное признание создают оригинальное повествование «топовой» литературы эпохи Модернизма.
Роман современного писателя из ГДР посвящен нелегкому ратному труду пограничников Национальной народной армии, в рядах которой молодые воины не только овладевают комплексом военных знаний, но и крепнут духовно, становясь настоящими патриотами первого в мире социалистического немецкого государства. Книга рассчитана на широкий круг читателей.