Метелло - [76]

— В котором же часу вы прилегли?

— Часа в три.

— Значит, вы неплохо поспали!

Власть, которую она обрела над собой, не давала воли воображению, рассудок полностью подчинялся ей, а терзавшая ее боль была чисто физической. Будто и в самом деле в груди у нее не было больше сердца, а вся жизнь сосредоточилась теперь в висках, где кровь стучала так сильно, что, когда она села, пытаясь принять естественную позу и улыбнуться, ей все же пришлось сжать виски кончиками пальцев. Стараясь, чтобы свет лампы не падал на нее, Эрсилия долго и пристально рассматривала свою соперницу, пока та говорила. Ида, прелестная Идина! Лицо у нее было усталое, она только слегка припудрила его торопливым прикосновением пуховки. Особенно ясно выступали тени под глазами. Эрсилия заметила, что у Иды не хватало одной серьги, и, все так же сжимая виски, спокойно сказала:

— Я должна огорчить вас. Знаете, вы потеряли одну сережку.

И увидела, как Ида внезапно вздрогнула. Но дотронувшись до уха, где была серьга, она ответила:

— Да, я знаю, у нее сломалась застежка, когда я спала.

Эрсилия готова была закричать. Чтобы удержаться, ей пришлось сделать такое усилие, что у нее перехватило дыхание. Она не могла больше продолжать эту комедию, ведь у нее еще не было опыта в таком деле и силы зверя, который прячется в нору, чтобы зализывать свои раны. На ее счастье вернулся Чезаре, известивший о себе обычным свистом с улицы. Ида с необычной готовностью поднялась, чтобы встретить мужа.

Метелло пришел спустя час. Эрсилия за это время успела выйти и вернуться снова: купила макарон, вишен, развела огонь и накрыла на стол. Не забыла она зайти в табачную лавку. Посреди стола на чистой скатерти стояла фиаска с вином, за плетенку был заткнут клочок пакли[64].

— Вот это сюрприз! — сказал Метелло. — Все равно что выигрыш в лото! Если бы я знал, то пригласил бы Дель Буоно.

Он, как всегда, хорошо владел собой и был готов к ответу на любой вопрос. Расспросив о Либеро, он стал рассказывать о забастовке.

— Если не прибудут деньги, собранные по подписке, дело примет скверный оборот, — сказал он. — Голод не тетка. Уже многие рабочие поговаривают о том, чтобы вернуться на стройку. Особенно меня беспокоит Аминта. Хотя он и за продолжение забастовки, но это такой человек, что добра от него не жди. Просто какой-то бешеный! Сегодня нам с Немцем и Джаннотто пришлось мчаться на помощь к Олиндо: Аминта схватил его за грудки и стукнул об стенку.

— Почему Олиндо больше не заходит? Ты мог бы привести его сегодня к нам, хоть и не знал, что будет на ужин.

— Он хотел поехать в Ринчине. У него были деньги на билет, не знаю, кто ему дал.

Метелло говорил, как обычно: не был ни рассеян, ни сосредоточен, думал именно о том, о чем рассказывал. На нем не было заметно никаких следов преступления: руки не окровавлены, костюм не разорван. В этот душный вечер он был одет в короткие штаны и безрукавку. Чисто выбритый, красивый и сильный, он был такой же, каким она всегда его знала. Он ел с аппетитом, пил вино, причмокивая языком. После ужина предложил ей пойти подышать свежим воздухом на набережную Арно.

— Посидим полчасика на парапете, поболтаем, если встретим кого-нибудь. Можем дойти до Сан-Фредиано, узнать, хорошо ли уснул Либерино.

— Мне нужно сейчас садиться за работу, — сказала Эрсилия. — В субботу я хочу показать Роини первые образцы цветов.

— Ну что ж, тогда и я останусь, чтоб ты не скучала.

Он даже не заметил ее печали. Между тем, сколько она ни старалась, ей ни разу не удалось улыбнуться. Но и камня за пазухой она не держала: она смотрела на Метелло и не в силах была его осуждать. А если она ошиблась? Если тот человек, которого она видела, когда он спускался по лестнице, а потом шел, прячась за дилижансы, был не Метелло? Во всяком случае, она не чувствовала в нем того лицемерия, которое с уверенностью читала на лице Иды.

— Боюсь, что я буду мешать тебе спать, так как мне придется допоздна стучать колотушкой.

— Разве ты не знаешь меня? Уж если я засну — меня пушками не разбудишь! — И он добавил, заставив ее вздрогнуть: — Другое дело, что ты будешь мешать соседям.

В это время Чезаре окликнул их из своего окна.

— Легки на помине, — заметил Метелло.

Эрсилия была уже у окна и слушала.

— Ида просит извинить ее, — сказал Чезаре, — она придет помогать вам завтра утром. Сегодня мы решили пойти в кафе «Колоннине». Ида уже одевается. Пойдемте с нами, составьте нам компанию!

Эрсилия отклонила приглашение.

— Хорошо я сделала? — спросила она у Метелло и, убрав со стола посуду, оставила только вино и стакан.

— Не хорошо, а отлично, — ответил он и, закуривая остаток сигары, нечаянно подпалил усы.

Вот теперь, на один миг, у нее на лице появилась Улыбка.

— Уж раз ты решила меня побаловать, могла бы купить и сигару, — сказал он.

Вместо ответа Эрсилия сунула руку в карман фартука и достала две тосканские сигары, две половинки. Метелло погладил ей руку.

— Ты пробовала, тянутся они через соломинку[65]?

— Пробовала, и потом у меня целый час сидели в горле крошки табака.

Прибрав в кухне, она села перед чурбаком и принялась за свою работу. Метелло снова уткнулся в журнал «Критика сочиале».