Метелица - [147]

— Нужны, вот и вызвал, — ответил он коротко.

— Вызвали? Когда же это, не помню.

— В марте еще. Не хотел тебя беспокоить, дергать по мелочам.

Он имел в виду болезнь Натальи, смерть, похороны… Объяснение хотя и неискреннее — Левенков это видел, — но внешне правдоподобное.

— И какая нужда в разведке? До леса еще далеко — лет на пять хватит.

— Надо же нам когда-то определить свои запасы. Пускай посверлят землю, составят карты. Говорят, были эти карты, да в войну утеряны. Чего же мы вслепую, как кроты… Не видно перспективы, та-аскать, — улыбнулся он, отбив пальцами по столу дробь, словно подчеркивая несерьезность всего этого разговора и своих объяснений — так, болтовня между делом, вроде перекура.

— А я уж подумал было: пожар, — улыбнулся и Левенков.

— Какой еще пожар?

— Да спешка — не опоздать бы. Снег только стаял, грязь кругом. Можно было и до лета подождать.

— Эге-е, летом их дозовешься, как же! Момент, Сергей Николаевич…

Объяснения Челышева выглядели убедительными, и Левенков засомневался в своих подозрениях. Может, и вправду все так и есть: не хотел тревожить (действительно, во время болезни Натальи и потом, после похорон, он не беспокоил его никакими служебными вопросами), поторопился вызвать геологоразведку, пока была возможность?

«Подозрительным становлюсь. Нехорошо». И все же что-то мешало ему поверить директору. Уж слишком наигран, неискренен их разговор, что-то здесь не то. Ну да ладно, через недельку все прояснится, результаты разведки сами покажут.

Челышев закурил свою «казбечину» и засобирался:

— Ну, пойду покажу им свою территорию, та-аскать.

«Вотчину — будет точнее», — подумал Левенков, поднимаясь с подоконника.

— Ты побудь в конторе пока — надо представить. Займешься с ними эти дни, я завтра собираюсь в управление.

— А что ими заниматься? Пусть работают.

— Ну мало ли что…

Левенков так и не понял — то ли Челышев как бы извиняется за допущенную нетактичность, поручая ему заниматься геологами, то ли хочет отстраниться от участия в этом деле, то ли ему действительно нужно в управление (о целях своих поездок в Гомель он никогда не сообщал, лишь ставил в известность: надо съездить).

Его подозрения оказались не напрасными. Уже на третий день разведки выяснилось, что за рабочим карьером, в сторону леса, трехметровый пласт резко утоньшается до метра, потом до полуметра и сходит на нет. Дальше к березовой роще по всему пустырю — песок. Для всех заводчан это было неожиданностью. Глины в рабочем карьере хватало месяца на два-три, значит, за этот срок необходимо — кровь из носа — развернуть фронт работ в другом направлении: вскрыть новый карьер, проложить к нему узкоколейку, провести электричество, перенести лебедку, перегнать экскаватор и — само собой — накатать хоть какую-то дорогу. Правда, если поднатужиться, времени для этого хватало.

Нетронутым на заводских землях оставался лишь просторный участок за старыми карьерами, примыкающий к лесхозу. Именно его в прошлом году и раскорчевывали под огороды. Там, прямо на огородах, геологи и обнаружили мощный пласт совершенно чистой, без малейших примесей, глины. Они еще только приступили к работам на этом участке, но всем уже стало ясно: плакали огороды, карьер будет здесь. Никто никого не обвинял: понятно, что где глина — там и карьер, но заводчане в первый же день обнаружения глины на огородах вспомнили прошлогоднюю раскорчевку и прозвали это место змеиным.

Для Левенкова не оставалось сомнений, что директор знал залегание пласта и рассчитал все наперед. Вспомнился разговор Челышева с цыганами на рабочем карьере и то, как он старался улизнуть от инженера, направляясь в табор. Он и тогда изворачивался, лгал, определенно зная, сколько в этом месте глины. Знал и раньше, еще позапрошлой осенью, когда шел разговор об огородах. И тогда извернулся, отстранился от участия в определении места под огороды, переложил этот вопрос на чужие плечи — решайте, мол, сами, дело общественное. Какая дешевенькая игра в коллегиальность! А добился своего — бесплатной для завода раскорчевки участка. Теперь для вскрытия пласта потребуется вдвое меньше времени и средств. Дальновидный директор, ничего не скажешь.

Оставалось одно — откровенно поговорить с Челышевым, высказать ему все, что о нем думает, и хлопнуть дверью. Давно пора. Левенков уже не мог спокойно встречаться с ним в конторе, здороваться по утрам, обсуждать какие-то дела. Сам вид его, пропитанные папиросным дымом подпаленные усы, манера важно жестикулировать — все вызывало отвращение.

Сразу после отъезда геологов Челышев провел совещание. Речь шла о новом карьере — о чем только и было разговоров последнюю неделю. Все воспринимали предстоящие работы как неизбежность, никаких сомнений или возражений, естественно, быть не могло, и совещание скорее походило на челышевский инструктаж: кому и чем теперь заниматься. Спокойное, деловое совещание — директор отдавал распоряжения, мастера согласно кивали головами да вздыхали обреченно.

— Карьер начнем вскрывать в ближайшие дни, — сообщил он.

— А кто вскрывать-то будет? — поинтересовался кадровик, опасаясь, что придется срочно искать рабочих. — Своими силами или как?