Метамодерн в музыке и вокруг нее - [73]

Шрифт
Интервал

], однако, противоречит строю ума западного человека: пребывание в первозданном потоке непрерывно меняющегося звука рождает в нем беспокойство: он должен понимать, что он испытывает, а чтобы понимать, он должен объективировать, отыскивать или навязывать порядок всему, что он наблюдает, включая время. Он не может пассивно отдаться неподвластному ему течению времени и просто наблюдать за тем, что оно несет с собой; он должен преодолеть, покорить время»[391].

Голландец Симеон тен Хольт (1923–2012) в своем длинном композиторском пути прошел через свободную атональность, серийную технику и электроакустическую музыку, к концу 70-х придя к своему личному ars nova: сентиментальный минимализм? романтическая репетитивность? музыка «обратной перспективы»?..

Ремесленник новой тональности, Симеон тен Хольт не столько создает опус, сколько находится внутри практики – со всей скромностью, возможной для уроженца Бергена, сына художника. В этом смирении – баховская тщательность, вермееровский свет, точный расчет (новый нидерландец?.. новый Голландец?..). В то же время, именно это смирение и наследование традиции (как будто не только музыкальной, но и художественной) делает музыку тен Хольта как бы свободной от нее. «Как бы» – потому что в Canto ostinato нет ни грамма новаторства, авторского «я», ритуального отцеубийства по Харольду Блуму. Canto ostinato парит над традицией, созерцает ее, внимательно рассматривает – с высоты. Еще точнее будет сказать, что Canto ostinato как бы пропевает ее. Причем какая именно здесь традиция – сказать очень сложно: тут и Мендельсон, и Шопен, и романтическое, и барочное, и «легкая» музыка XX века – вплоть до советских песен, которые вряд ли имелись в виду, но все равно проступают сквозь этот палимпсест, как и множество других самозародившихся музыкальных логосов.

Если Тихие песни воспроизводили традицию русского романса, а Песня колхозника о Москве использовала не просто традицию, а конкретную песню, то Canto ostinato имеет самую размытую модель, но при этом – и самые понятные правила игры: оно не просто работает с традицией, оно создает поток – тот самый, по которому тоскуют композиторы «новой простоты», и в которой авторская музыка по идее не может вступить в силу самой своей природы. Но здесь происходит невообразимое: основой вновь обретенного потока становится не архаика и не фольклор, не экзотические восточные практики и не какая либо из традиций церковной музыки, а совокупность авторской европейской музыки последних веков, ее гештальт. Авторское становится неавторским, незначительное – значительным, новое – старым, человеческое – божественным: таково чудо Canto ostinato, его богоявление.

Canto ostinato превращается в absoluta cantio – так называли в современных органуму теоретических трактатах некое «абсолютное пение» – совершенную каноническую мелодию, божественно предзаданную сочинению[392].

Canto ostinato превращается также и в бесконечную мелодию – ведь так тоже можно трактовать это название. Вагнеровская космогоническая песнь любви, кружащийся в танце дервиша Liebestod. «Танец смерти» – так называется в астрономии движение звезды Меланхолии к Земле – в фильме Триера. Но и танец любви: ведь не только любовь завершается смертью, но и смерть – любовью.

Главным жанром метамодерна становится песня, главной техникой – репетитивность. В этом смысле название Canto ostinato – повторяющаяся песня – концентрирует в себе оба понятия, становится во всех отношениях программным для эпохи метамодерна, ключ к которой – продолжающееся пение, песенные повторы, непрерывное дление новой песенности. В противоположность Il canto sospeso – культовой для второго авангарда и заодно для музыкального постмодернизма Прерванной песни Луиджи Ноно, «непрерывная песня» Симеона тен Хольта может считаться провозглашением не только новой песенности метамодерна, но и его новой целостности.

Если по Стефану Малларме мир должен был завершиться Книгой, то по Симеону тен Хольту он должен завершиться Песней. «Бесконечная песнь» у него превращается в Песню без конца и начала или Песнь, которая должна быть в Конце, песнь-после-Всего.

метамодерн это


тихое сияние

несказанное

синее

нежное

колебание

щекотка

сверкание

пульсация

мерцание

возвращение имен

ритуал

миф творения

неавторское

надперсональное

неделимая простота архетипа

целостность

всеединство

всеобщий собор

бесконечная мелодия

панпсихизм

космос

синтез

обратная перспектива

реконструкция

послесловие

сокровенность

тишина

незначительное

слабое

«слабое»

слабый материал

DIY-эйфория

состояние

трип

дрейф

flow

аполлонический сон

за помощь в работе

над книгой автор благодарит:


Наталью Дегтяреву

Наталью Брагинскую

Марию Серову

Елизавету Мачеевску

Ивана Абрамова

Алексея Киселева


Рекомендуем почитать
Русский Микеланджело

«…Прошло более 70 лет после окончания Великой Отечественной войны, заросли окопы и поля сражения, но память человеческая хранит сведения о воинах, положивших свою жизнь, за Отечество. Им было суждено много сделать для страны и своего народа. Евгений Вучетич – воин, гениальный скульптор XX столетия – это сделал.Он сохранил своими произведениями, своим талантом память о войне, о жизни, о подвигах предыдущих поколениях человечества, размышляя о великом завоевании народа.Скульптура «Родина-мать зовет» признана мировым шедевром.


Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.


Архитектура и искусство Херсонеса Таврического V в. до н.э. – IV в. н.э.

Эта книга о памятнике мирового значения в Крыму – античном городе Херсонесе (на окраине современного Севастополя). Херсонес Таврический уникален: на маленькой (всего 40 га) территории бывшего города, в его руинах и в земле оказались законсервированы свидетельства двух эпох, двух мировых цивилизаций – античной и византийской.В книге рассказано об архитектуре и искусстве античного Херсонеса (конец V в. до н. э. – IV в. н. э.). Ее авторы – искусствоведы, многие годы работавшие в Херсонесском музее-заповеднике, на месте изучившие его замечательные памятники.Книга рассчитана как на специалистов, так и на массового читателя, на всех, кто интересуется искусством и историей.


«Бархатное подполье». Декаденты современной России

Книга посвящена ярчайшему явлению в российском андеграунде – декадентскому движению «Бархатное подполье», которое в 2015 году отмечает 10-летний юбилей. Фестиваль «Бархатное подполье» в нулевых стал самым загадочным и богемным мероприятием Москвы, породив массу последователей, в том числе в Москве, Воронеже, Санкт-Петербурге.Перед вами увлекательный рассказ об истории фестивалей и салонов, закулисных интригах и тайной жизни участников «Бархатного подполья», публикуемые впервые воспоминания, редкие фотографии, афиши и многое другое.Издание дополнено искусствоведческими статьями, посвященными таким важным для «Бархатного подполья» понятиям, как «декаданс», «эскапизм», «дендизм».


Вторая выставка «Общества выставок художественных произведений»

«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».


Иван - крестьянский сын и чудо-юдо

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.