Метамодерн в музыке и вокруг нее - [72]
Что происходит со слушателем Canto ostinato? Он одновременно сосредоточен и расслаблен, охватывает внутренним слухом всю тему целиком и погружается в «ветвящиеся тропки» отдельных голосов, расширяющуюся вселенную все новых – но в то же время и старых, сладостно «предсказуемых» – арабесочных подробностей. Слишком большая для европейца длительность произведения – от двух часов (можно играть и намного дольше) заставляет его включать особый, нелинейный тип восприятия. Владимир Мартынов назвал его «периферическим зрением»; оно было актуальным для музыкальной практики XV–XVI веков, в которой музыка существовала в виде отдельных хоровых партий, сведение же их в партитуру было второстепенным процессом: «в отличие от нововременного европейского зрения, целенаправленно устремленного вперед на предмет и целиком подчиненного субъектно-объектным отношениям, периферическое зрение шамана не пытается рассмотреть конкретный предмет и противопоставить себя рассматриваемому предмету, но стремится увидеть общую ситуацию, в которой находится и рассматриваемый предмет, и рассматривающее его „Я“»[388].
Симптоматична акция, предпринятая органным фестивалем Сonnecting Аrts, в которой музыка Canto ostinato сопровождалась непрерывным круговым танцем дервиша[389]. Нет более точного пространственного аналога Canto ostinato, чем круг, причем круг не геометрически точный, а как бы искаженный человеческим фактором – и разворачивающийся во времени как спираль. Так организован и танец дервиша – теоретически такой же бесконечный, как музыка тен Хольта, но практически ограниченный физическими возможностями человека.
Мартынов в Конце времени композиторов говорит о трех типах молитвы. «Молитва третьего образа» абсолютно кругообразна и соответствует пространству иконы, в котором пребывала музыка до появления первых композиторов, а философия – до предпринятых Ансельмом Кентерберийским онтологических обоснований бытия Бога. «Молитва первого образа» прямолинейна, как историческая ось времени, и соответствует пространству музыки Нового времени с неизбежными для нее фигурой композитора и идеей созданного уникального опуса. Canto ostinato, представляющее собой казалось бы невозможное в конце XX века творение музыки внутри канона, как будто бы возвращает ее в некомпозиторскую эпоху, причем делает это не декларативно, а плавно – мягко и нежно, в духе музыкального ISMR, поэтому даже и почти незаметно. Танец дервиша подчеркивает этот переход, обозначает круг как главный и единственный смысл человеческого существования, снимает – слой за слоем, вращение за вращением – искусственно нарощенные идеи и доходит до самой сути экзистенции, соединяя западный flow с восточной медитацией.
Идея танца дервиша – как и многих «вращательных» практик других религиозных и национальных направлений – нацелена на ощущение центра тела, его оси: именно благодаря ее проявлению дервиш впадает в транс, она же помогает сохранить физическое равновесие. Главное – центр, вокруг него происходит вращение: собственно тела дервиша, его огромной юбки (в случае сопровождающего музыку тен Хольта – разделенной на разноцветные сегменты), наконец – мира вокруг него, захватываемого божественной игрой. Canto ostinato также вращается по кругу, танцуется (поется?) спиралевидно вокруг своего тематического центра – мелодии, одновременно простой и сложной, вмещающей в себя мир.
Дервиш здесь показывает нам пример идеального слушателя музыки эпохи метамодерна: он не слушает, а пребывает в ней, не наблюдает внутренним слухом за происходящими в ней событиями, а творит ее.
«Вся история композиции может быть представлена как постепенное распрямление абсолютной кругообразности, присущей совершенной молитве третьего образа»[390] – пишет Мартынов, и в этом контексте музыка тен Хольта кажется обратным процессом, совершаемым во время звучания Canto ostinato: прямая линия мелодии превращается в бесконечную спираль.
«Запад встречает Восток» – называется этот проект фестиваля Сonnecting Аrts, однако, как справедливо подчеркивает Мартынов, неправильно сводить весь массив докомпозиторских практик к восточному, ведь до появления необходимости доказательств бытия Бога и Запад пребывал в кругообразном движении. Поэтому в музыкально-историческом смысле не Запад встречает Восток, а современная музыка встречает саму суть музыки, утраченную очень давно и вновь обретаемую в повторении сентиментальных гармоний Canto. В Canto ostinato Запад сливается с Востоком, разлагаясь на «липовый мед» метамодернистской эйфории.
Выбор именно Canto ostinato для танца дервиша кажется единственно правильным – если выбирать из европейской музыки последних столетий. Тема Canto ostinato – тот «сложный кристалл», в который она претворяется в кульминации произведения – как будто обладает магическим потенциалом: кажется, что она может менять структуру реальности, упорядочивать мироздание, подобно идеальным мелодиям в Древнем Китае.
Арабесочная вязь огромного числа голосов, складывающихся в простую и ясную сентиментальную линию. Сад расходящихся тропок, на который мы смотрим с высоты птичьего полета, в какой-то момент оборачивается одной большой ровной дорогой (впрочем, замкнутой в круг). Единство, складывающееся из множества непротиворечивых вариантов: «тот путь [пребывание в потоке, в музыкальном „сейчас“ –
