Метамодерн в музыке и вокруг нее - [55]

Что приходит как альтернатива развитию? Повторение, прибавление, варьирование, пребывание в. То, что отличает фольклорное музицирование от симфонии, индийскую рагу от симфонической поэмы, неакадемическое от академического. Именно этот способ бытия музыкального материала открывает минимализм – главный результат кризиса идеи развития, по своим последствиям превзошедший все остальные.

минимализм как ответ

Приход минимализма – это не появление новой техники, но начало эпохи. «Мода» на минимализм не может просто «пройти», потому что это не мода. Это ответ.

Традиционно считается, что ответом на кризис тотального сериализма стала алеаторика (от лат. alea – случай) – техника, допускающая на какой-то из композиционных уровней элемент случайности. На самом деле, внутренняя революция на уровне техники – переход от сериализма к алеаторике, а, значит, от космоса к хаосу, от порядка к случайности – не привела к какому-либо внешнему изменению языка: достаточно сравнить общий «саунд» двух противоположных по технике произведений (например, Структур 1а и Третьей сонаты для фортепиано Булеза) – а значит, настоящим ответом все же не стала.

Настоящей альтернативой сериализму и близким ему техникам выступил именно минимализм, предложивший не только новый способ сочинения музыки, но и новый способ ее бытия.

Минимализм – это новая музыка «пламени», а не «кристалла» (по Г. Орлову), новый способ обращения и с музыкальным материалом, и с музыкальным временем, новый музыкальный поток.

Минимализм – это также новая прекрасная предсказуемость, вновь обретенное музыкой право не удивлять, не шокировать, не обманывать ожидания на каждом повороте – право, утраченное ей в композиторской музыке последних веков. Изменение паттерна не только ожидаемо, оно неумолимо, оно приходит с неизбежностью часовой стрелки и без всякого драматизма – просто потому, что оно должно наступить.

Западное общество потребления именно к 1960-м годам дозрело до восточной медитации, и минимализм предлагает нам новую ритуальность. Именно минимализм срифмовал восточную ритуальную практику повторения с повторяемостью паттернов повседневной жизни общества потребления – с его тиражируемостью и самовоспроизводством, с меланхолией посетителя супермаркета.

Минимализм – это, кроме всего прочего, ответ, пришедший с Востока: восточный ответ на западный вопрос. Все первые американские минималисты исследовали восточные музыкальные и не только музыкальные практики: собственно, изобретение минимализма совпало с бумом «американского дзена», когда американцы – а следом и европейцы – открыли для себя неевропейские способы мышления. Терри Райли учился у Тандита Пран Ната – мастера классического индийского пения и сам много путешествовал по Индии, обучаясь игре на индийских инструментах. Стив Райх интересовался африканскими ударными – и специально ездил в Гану учиться игре на них. На Филипа Гласса не меньше Нади Буланже повлиял Рави Шанкар – гуру индийской музыки для целого поколения. В то же самое время (1960-е) другой будущий минималист – Владимир Мартынов – перечитывает Рамакришну, Вивекананду, Йогананду, Упанишады, Бхагавадгиту и Дао Дэ Цзин[328]; а в 1970-е посещает Памир, Кавказ и горы Таджикистана в поисках новых для себя типов музыкальной мысли[329].

Минимализм звучит как ответ еще и потому, что носит завершающий для истории европейской музыки характер: «если всю историю западноевропейской композиторской музыки представить себе как историю поиска и предложения все более и более изощренных звуковых объектов на предмет их прослушивания, то придется признать, что минимализм является логическим завершением этой истории, ибо в нем объектом прослушивания становится сам акт слушания, в силу чего дальнейший поиск объектов, претендующих на услышание, делается попросту невозможным»[330].

Противостояние массового и элитарного осознавалось первыми минималистами как этическая проблема. Так, Стив Райх после обсуждения сложнейших техник со студентами в классах композиции любил приходить на выступления Джона Колтрейна: сама природа его импровизаций – изощренных, но внятных каждому – как будто ставила под вопрос все «серьезное» композиторское творчество. Райх говорил: «Музыка просто появляется. Никаких споров. Вот она. Это поставило меня перед человеческим выбором, почти этическим, нравственным выбором»[331].

Минимализм – это новая медленность. Быстрый или умеренно-подвижный темп большинства репетитивных произведений – иллюзия: на самом деле при их прослушивании происходит медленное разглядывание слухом каждого паттерна. Именно с поставкой медленности связана популярность минималистических произведений сегодня – когда существование на высокой скорости стало нормой, но не перестает переживаться как травма.

Этот порог, за которым происходит «квантовый» скачок в медленность, точно отрефлексировал композитор Луи Андриссен в своем сочинении Скорость, построенном на конфликте предельно быстрого пульса и крайне медленного гармонического ритма: «разогнавшись до предела, уже не движешься»[332].

Стив Райх пишет: «Исполнять и слушать постепенный музыкальный процесс – это как