Метамодерн в музыке и вокруг нее - [30]
Третий тип эйфории – это доставшаяся метамодерну в наследство от постмодерна эйфория шизофренической дизьюнкции. Лакан описывает шизофрению как разрыв в цепочке означающих: настоящее «захватывает субъекта своей неописуемой живостью, поистине ошеломительной материальностью восприятия, которое убедительно драматизирует силу материального – или, лучше сказать, буквального – означающего, подвергшегося изоляции. Это настоящее мира или материального означающего предстает перед субъектом в своей усиленной интенсивности, неся в себе таинственный заряд аффекта»[179], который «можно представить в ‹…› категориях эйфории [курсив мой – НХ], усиленной, опьяняющей или галлюцинаторной интенсивности»[180].
Джеймисон приводит примеры из поэзии Боба Перельмана, основателя школы Языковая поэзия (Сан-Франциско), но считает это внезапно нахлынувшее настоящее основой поэтики Джона Кейджа и Беккета. Эйфория, по Джеймисону, сменяет характерные для модерна «старые аффекты тревоги и отчуждения»[181]. Джеймисон описывает «…поразительные поверхности фотореалистического городского пейзажа, в котором даже свалки автомобилей блистают новым галлюцинаторным великолепием»[182]. Он пытается ответить на вопрос – «как городская разруха может быть усладой для глаз, когда она выражается в коммодификации, и как беспримерный квантовый скачок в отчуждении повседневной жизни в городе может теперь ощущаться в форме нового странного галлюцинаторного веселья»[183].
В метамодерне многие свойства постмодерна становятся массовыми, бытовыми, принадлежащими всем: место галлюцинаторного великолепия теперь – не в поэзии, оно повсюду. Шизофреническая дизъюнкция постмодерна переходит в создаваемую метамодерным «аутистом» красочную индивидуальную вселенную, где любая картина реальности может быть мгновенно эстетизирована инстаграмным фильтром: превращена в прекрасное.
Четвертый тип эйфории – это эйфория АSМR: шепот, шевеление, щекотка как жанр. Так же как крик был в свое время основной интонацией экспрессионизма («художник должен передавать тот крик, который бы издавали вещи, если бы они не были немы» – Г. Бенн), шепотпричем шепот тихий и ласкающий, щекочущий, волнующий и эйфорический – становится основной интонацией метамодерна.
ASMR, АСМР, автономная сенсорная меридиональная реакция – оказалась сегодня ключевым «жанром», способом вокализации, средством коммуникации, звуком нашего времени. Сегодня АСМР используется как вид искусства, способ повысить продажи (KFC), средство от бессонницы, вид порноиндустрии.
В своем классическом варианте, однако, это совсем не «порно», а мягкий отстранённый эротизм, возникающий как бы вопреки «содержанию». Цель – не чувственное возбуждение, а расслабление, остановка потока мыслей, мягкое покалывание в затылке: в сети это называют «брейнгазм» – «оргазм мозга».
Тихий эйфорический шепот, равно чувственный и отстраненный, статичный по громкости и экспрессии – это и есть метамодернистский длящийся аффект. На бесчисленных видео в Youtube по запросу ASMR можно видеть, как молодая девушка (в редких случаях – парень) медленно расчесывает волосы, шепчет, лопает полиэтиленовые пузыри, перебирает ракушки, пересыпает песок, распаковывает завернутое в шуршащую бумагу и переливает шипящее пиво из стакана в стакан. Журнал Esquire сообщает: «По данным Google Тrends, на апрель 2017-го запросы „АСМР“ в интернете популярнее, чем „гадание“ или „обезболивающее“. Аудитория самого популярного канала Youtube Нежный шепот (Gentle Whispering.Esquire) в этом году почти сравнялась с аудиторией канала BBC, а компании вроде КFС, Dove и Рepsi используют приемы АСМР в своих рекламных роликах»[184].
Барт в финале своего эссе Удовольствие от текста фактически формулирует сущность и поэтику ASMR – задолго до его появления: «…достаточно кинематографисту записать человеческую речь с очень близкого расстояния (а это, по сути, и есть общее определение „фактуры“ письма), позволить ощутить дыхание, трещинки, мягкую неровность человеческих губ, само присутствие человеческого лица во всей его материальности, телесности (письмо, как и голос, должно быть столь же непосредственным, нежным, влажным, покрытым мельчайшими пупырышками, подрагивающим, как мордочка животного), чтобы означаемое сгинуло где-то в бесконечной дали, а в уши мне бросилось, так сказать, звучание всей анонимной плоти актера: что-то подрагивает, покалывает, ласкает, поглаживает, пощипывает – что-то наслаждается»[185].
Как работает ASMR на физиологическом уровне? Психолог Ольга Крапивина объясняет: «У людей, которые отмечают у себя меридиональную реакцию, на МРТ снижается связанность между фронтальными долями головного мозга и областями, отвечающими за чувства и внимание. Мозг переходит в режим отдыха, мы перестаем отслеживать изменения, которые происходят во внешнем мире, и как бы заглядываем внутрь себя»[186].
ASMR – это метамодернистская щекотка, оборачивающаяся эйфорией.
Лев Выготский в Психологии искусства показывает, как именно форма «должна уничтожать содержание», и почему любое действенное художественное произведение представляет собой движение двух противоположных тенденций, которые все усиливаются и усиливаются и наконец схлопываются (аннигилируют) в финальном взрыве-разрядке. В метамодернистском произведении эти два противоположных плана – план меланхолии и план эйфории – постоянно сосуществуют в одновременности, не усиливаясь и не ослабляясь, а как бы мерцая, заставляя нас ощущать обе части оппозиции одновременно.
Группа «Митьки» — важная и до сих пор недостаточно изученная страница из бурной истории русского нонконформистского искусства 1980-х. В своих сатирических стихах и прозе, поп-музыке, кино и перформансе «Митьки» сформировали политически поливалентное диссидентское искусство, близкое к европейскому авангарду и американской контркультуре. Без митьковского опыта не было бы современного российского протестного акционизма — вплоть до акций Петра Павленского и «Pussy Riot». Автор книги опирается не только на литературу, публицистику и искусствоведческие работы, но и на собственные обширные интервью с «митьками» (Дмитрий Шагин, Владимир Шинкарёв, Ольга и Александр Флоренские, Виктор Тихомиров и другие), затрагивающие проблемы государственного авторитаризма, милитаризма и социальных ограничений с брежневских времен до наших дней. Александр Михаилович — почетный профессор компаративистики и русистики в Университете Хофстра и приглашенный профессор литературы в Беннингтонском колледже. Publisher’s edition of The Mitki and the Art of Post Modern Protest in Russia by Alexandar Mihailovic is published by arrangement with the University of Wisconsin Press.
Первая книга художницы Натальи Александровны Касаткиной (1932–2012), которая находилась – благодаря семье, в которой родилась, обаянию личности, профессионализму – всегда в «нужном месте», в творческом котле. (Круг её общения – Анатолий Зверев, Игорь Шелковский, Владимир Слепян, Юрий Злотников, Эдуард Штейнберг, Леонид Енгибаров, Ирина Ватагина…) Так в 1956 г. она оказалась на встрече с Давидом Бурлюком в гостинице «Москва» (вместе с И. Шелковским и В. Слепяном). После участия в 1957 г. в молодёжной выставке попала на первую полосу культового французского еженедельника Les Lettres Francaises – её работа была среди тех, которые понравились Луи Арагону.
«Пятого марта в Академии художеств открылась вторая выставка «Общества выставок художественных произведений». С грустными размышлениями поднимался я по гранитным ступеням нашего храма «свободных искусств». Когда-то, вспомнилось мне, здесь, в этих стенах, соединялись все художественные русские силы; здесь, наряду с произведениями маститых профессоров, стояли первые опыты теперешней русской школы: гг. Ге, Крамского, Маковских, Якоби, Шишкина… Здесь можно было шаг за шагом проследить всю летопись нашего искусства, а теперь! Раздвоение, вражда!..».
Книга известного арт-критика и куратора Виктора Мизиано представляет собой первую на русском языке попытку теоретического описания кураторской практики. Появление последней в конце 1960-х – начале 1970-х годов автор связывает с переходом от индустриального к постиндустриальному (нематериальному) производству. Деятельность куратора рассматривается в книге в контексте системы искусства, а также через отношение глобальных и локальных художественных процессов. Автор исследует внутреннюю природу кураторства, присущие ему язык и этику.
Книга И. Аронова посвящена до сих пор малоизученному раннему периоду жизни творчества Василия Кандинского (1866–1944). В течение этого периода, верхней границей которого является 1907 г., художник, переработав многие явления русской и западноевропейской культур, сформировал собственный мифотворческий символизм. Жажда духовного привела его к великому перевороту в искусстве – созданию абстрактной живописи. Опираясь на многие архивные материалы, частью еще не опубликованные, и на комплексное изучение историко-культурных и социальных реалий того времени, автор ставит своей целью приблизиться, насколько возможно избегая субъективного или тенденциозного толкования, к пониманию скрытых смыслов образов мастера.Игорь Аронов, окончивший Петербургскую Академию художеств и защитивший докторскую диссертацию в Еврейском университете в Иерусалиме, преподает в Академии искусств Бецалель в Иерусалиме и в Тель-Авивском университете.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.