Метагалактика 1993 № 4 - [7]

— Переброс энергии в пространстве, — напомнил Раманостр.

— Да. Только кому здесь сворачивать пространство? Да и зачем?

— А зачем существует Павильон?

— Откуда я знаю?

Дискуссия достигла своего апогея, когда Сергей предположил, что никаких болот нет, и все это просто им привиделось. Раманостр стал немедленно возражать, размахивая банкой с растениями, образцы которых затвердели и катались, стуча как горошины. Вид засохших веточек охладил разгоряченного Сергея.

— Не знаю, — сказал он в конце. — Если мы не умеем принимать правильные решения, нам здесь нечего делать. Не в первый же раз мы исследуем новую планету.

— А что думает об этом капитан? — у всех спросил Антон.

Ребята посмотрели на Нортона.

— Я внимательно вас слушал, — тихо сказал он, — и решил: будем наблюдать. Будем, как и прежде, заниматься биофизическими данными планеты. И будем соблюдать максимум осторожности.

Никто не нашелся что сказать. Все молчали.

— По-моему, подошло время ужинать, — сказал, наконец, Сергей и посмотрел на часы.

Ужин прошел в полном молчании. Не было слышно привычных шуток Сергея; как-то за один миг исчезла атмосфера радушия и доброжелательности. Антон знал это состояние. Те же хмурые лица, недружелюбная тишина, и не хочется ни на кого смотреть — прощальный и последний (для Антона) ужин на Обероне, через три дня после катастрофы…

После ужина экипаж занялся кораблем. Сергей отправился в моторное отделение, прихватив сумку с приборами, Раманостр ушел в рубку чинить экран противоастероидных пушек.

Антон помогал Нортону. Они сидели в тесном коридорчике энергоблока и чинили стабилизаторы, которые выбило при посадке. В углах находились разноцветные пучки труб и вели за новой массой. За дверью находился главный реактор — сердце корабля, сильное и неистощимое.

Нортон сидел на коленях около поднятого, как козырек, кожуха и что-то делал наощупь, сунувшись головой и плечами в плотный непробиваемый мрак На стенах слабо, будто покрытые пылью, горели лампочки. Нортон чем-то щелкнул и попросил:

— Антон, включи, пожалуйста, свет.

Антон включил верхнее освещение, и сразу стало все видно.

— Спасибо, — поблагодарил Нортон.

Антон посмотрел на настенный экран, где на координатной плоскости быстро двигались зеленые волны, сливаясь в скрученный орнамент.

— Нортон, как ты думаешь, здесь есть люди? — неожиданно спросил Антон.

Нортон высунулся из-под кожуха и посмотрел на Антона.

— Не знаю, — ответил он. — Ты имеешь ввиду разумную белковую жизнь?

— Да.

— Что ж, возможна, наверное, раз существует Павильон. А почему ты спросил?

— Да так, интересно… Кстати, почему он Павильон?

— Спроси Сергея. Это он так назвал.

Эта манера Нортона отвечать трафаретно-лаконичными, прямоугольными словами без окраски раздражала Антона. Наверное поэтому он не так часто обращался к нему, как остальные. Нортон был капитаном, а это ужасно трудно — быть человеком, отвечающим прежде всего за других. И в два раза труднее быть капитаном и одновременно человеком, когда приходится подчинять недовольных, энтузиастов. Какая же я свинья, подумал Антон. Ведь не просто так он говорил…

— Антон, проверь сеть красных кабелей, — попросил Нортон.

Антон изучил графическую схему на экране и сообщил:

— Все в норме.

Нортон положил рядом сумку и стал копаться в кармашке. Выбрав длинную и многоногую, как гусеница, микросхему, он достал из сумки паяльник.

— Сегодня тринадцатое, — сказал он. — Среда. У него день рожденья, Антон.

Антон резко сжал пальцы в кулак.

Нортон был одним из первых, кто обнаружил Алексея Неверова. И первый сообщил на базу, где расположено место взрыва. Он тоже был другом Алешки, но Антон не знал его. Не знал до того самого времени, когда это случилось. Нортон был тогда вторым пилотом «Гефеста», и Антон познакомился с ним в спортзале. Оказалось, оба работают астронавигаторами и оба знают Алексея. Нортон был на пять лет старше Антона, но разницы в возрасте почти не чувствовалось. После катастрофы Антон стал реже видеть Нортона, потом не видел его шесть лет. И вот теперь снова вместе. Но между обоими появилась взаимная неприязнь, странная и непонятная. Антону все время казалось, что капитан обвиняет пилота в его, Алешкиной, гибели…

— Я помню, — сказал Антон и стал упрямо смотреть перед собой.

— Как ты думаешь, мог он спастись?

— Нет, — ответил Антон, голос его был тихий и казался чужим.

— Экспертами было установлено, что он погиб от подземного заряда.

— У него не было выбора.

— Ты был рядом в момент взрыва?

— Да.

— И ты ничего не смог сделать? Господи, за что?!

А вот сейчас придется оправдываться сотый раз перед ним и сто первый раз перед собой. Мог ли Антон помочь Алексею? Нет. До того места было далеко, и Алексей отключил связь. Перед глазами живо возникла картина: темная фигурка в скафандре спускается в кратер, поскользнулась, но не упала, а идет дальше, и даже не реагирует на крики Антона, бегущего к кратеру с северной стороны. Фигурка приближается к опасной точке, и резко, внезапно лед вскидывается вверх, и на месте кратера вырастает гриб ледяной крошки, в эпицентре которого извивается и пропадает пучок разлохмаченных зеленых молний.