Место Пушкина в мировой литературе - [4]

Для Пушкина эта позиция, эта перспектива означала не что иное, как веру в революционные устремления, свойственные лучшей части русского дворянства и направленные на свержение господствующего общественного строя. Конечно, дворянство в его основной массе было главной опорой царизма; ведь царское самодержавие, оказавшись на пороге перехода к капитализму, всеми силами держалось именно за феодальные пережитки. Лишь небольшая часть дворянства, его авангардная часть, под влиянием Французской революции, наполеоновских войн и особенно славной Отечественной войны 1812 года не только поняла, что русское общество созрело для преобразований, но и готова была бороться за эти преобразования на деле.

Эта особенность ситуации, сложившейся в России, еще более бросается в глаза, если вспомнить, что в новелле Клейста причины, обусловившие утрату героем человеческого облика, патологическое искажение его психики и поворот действия в сторону гротескно-фантастической романтики, кроются прежде всего в том, что Клейст не обладал — и не мог обладать — способностью эффективно и по существу критиковать феодальное общество, так как присущее ему прусское, юнкерское мировоззрение прочными нитями связывало его с этим обществом. Правда, острота художественного видения, умение наблюдать жизнь, характеризовавшие его как выдающегося художника, нередко помогали ему преодолевать ограниченность своего мировоззрения, даже противопоставляли его как писателя собственной идеологии; однако в конечном счете Клейст оставался — в том числе и в других своих произведениях — рабом собственных юнкерских предрассудков. С другой стороны, именно глубина и неразрешенность этого конфликта порождают у Клейста пессимизм, склонность к декадентским чувствам, что, в свою очередь, ввергает его героя, его душевный мир в омут противоречий, болезненных явлений, свойственных разлагающемуся феодальному обществу. Пессимизм новеллы Клейста, таким образом, получает выражение в том, что — и здесь он прямо противоположен Пушкину — в ней мы не находим таких человеческих сил, которые могли бы противостоять силам, разрушающим человека и человечность.

Выяснив эти вопросы, можно перейти к более пристальному рассмотрению прекрасного у Пушкина. Прежде всего следует подчеркнуть правильное, пропорциональное соотношение чувств, впечатлений, особенностей характера, событий и т. д. В то же время здесь нет и намека на какое-то формальное равновесие, на лакировку. Естественно, уравновешенность мы обнаруживаем в любом произведении Пушкина; однако совершенство в форме — это лишь конечный художественный результат, социальные и художественные корни которого надо еще выявить. Иначе говоря, уравновешенность художественной формы у Пушкина — не что иное, как следствие его индивидуального творческого метода; все, что Пушкин изображает, будь то чувство иди какое-либо событие, точно соответствует — в отношении и содержания, и формы, и количественно, и качественно — самым глубоким и самым сущностным тенденциям объективной социальной действительности, тем сторонам движения, изменения, развития, которые уже направлены к будущему, в сторону прогресса — даже если во времена Пушкина все это и не вышло еще на поверхность, не обрело определенности.

Естественно, все эти явления привязаны к эпохе и изменяются вместе с ней; подобные изменения имели место даже на протяжении жизни Пушкина. Важно однако то, что творческое видение поэта, измеряющее, оценивающее сущностные сдвиги, всегда выходит за пределы данного конкретного момента, за пределы видимости явлений — и вновь и вновь выверяет эти сдвиги с точки зрения будущего, с точки зрения прогресса.

Дело касается отнюдь не только затронутого выше вопроса об искажении естественных человеческих отношений: речь идет о большем. Ибо проблема правильных соотношений, правильных пропорций, о которой мы сейчас говорим, в равной степени распространяется как на здоровые, так и на извращенные, болезненные явления; как на зарождающееся, складывающееся, так и на движущееся к упадку. Речь идет о том, что поэт должен улавливать и изображать правильные в историческом и социальном смысле пропорции всех явлений такого рода. История литературы знает множество примеров как раз противоположного характера; все это — весьма поучительные ошибки, которые еще более подчеркивают важность поднятой нами проблемы. Во все времена жизнь выносит на поверхность новые явления, много нового, интересного; однако нередко даже выдающиеся писатели — из свойственного ли первооткрывателям воодушевления или вследствие предрассудков, классовых предубеждений, во власти которых они находятся в данный момент, — недооценивают эти явления или, что бывает еще чаще, придают им чрезмерно большое значение.

Вот эта недооценка или переоценка реакций человека на важные исторические изменения и предрешает быстрое старение поэтических произведений. Ибо по прошествии некоторого времени развитие общества делает очевидными истинные пропорции развития в той или иной сфере, в том числе и соотношение в человеке здоровых и болезненных сторон. И если тот или иной писатель, как бы талантлив он ни был, не способен правильно увидеть и оценить это соотношение, то уже следующее поколение перестанет понимать его, равнодушно отвернется от значительной части его творчества. Это и есть признак устаревания. Пожалуй, судьба драм Ибсена — писателя незаурядного таланта и несгибаемой честности — может служить особенно красноречивой иллюстрацией нашей мысли.