Местечко Сегельфосс - [13]

– Хорошо, значит ничто не мешает нам пригласить на пароход двух барышень.

Нет, Теодор не соглашался. Это значило насмеяться над самим собой. Он постоянен и тверд, никто не может обвести этого молодого парня вокруг пальца. В нем живо, должно быть, юношеское обожание, в нем еще живы две души. Браво!

– Тогда давайте своего телеграфиста, – сказал господин Дидрексон. Потом позвонил повара и заказал большой ужин.

Ох, как молодой Дидрексон старался быть мужчиной! Он, словно, не мог жить без пьянства, кутежей и женщин, – вот до чего он был опытен. Он достал записную книжку и показал карточки шансонетных певичек; на одной была нежная надпись, но, может быть, он сам написал ее, – чего не придумает безумная юность! Но он импонировал провинциальному Теодору из Буа, – оба были молоды.

Когда настал вечер, народу на набережной прибавилось, – подошли люди, покончившие свою дневную работу, подошли рабочие с мельницы и обитатели дальних домов. Вот стоит в сторонке какой-то человек и курит; Теодор манит его, чтоб он поднялся на пароход, но человек продолжает курить, не обращая внимания на приглашение.

– Это телеграфист Борсен, – сказал Теодор, – должно быть, он уже пьян.

– Позовите его сюда, – сказал господин Дидрексон. Теодор опять помахал рукой, – нет, Борсен не обратил внимания. Вдруг господин Дидрексон сбегает на берег, снимает шляпу, представляется и приглашает начальника телеграфа. Оба поднимаются на пароход.

Борсен, высокий мужчина, в выцветшем синем костюме, на ходу раскачивает широкими плечами. Лет ему под сорок. Он опрятен и чисто выбрит, но платье его сильно потерто, он без пальто, пиджак на нем даже распахнут, и видна жилетка с недостающей пуговицей. Нос у него красноватый, и, несомненно, это объясняется не одним только холодом на набережной – нет, вид у Борсена настоящего пьяницы.

– Я простою здесь до утра и прошу вас пожаловать нынче вечером ко мне, если вам не предстоит ничего более приятного, – предупредительно сказал хозяин.

– Спасибо, – ответил Борсен.

– Ведь вы между собой знакомы. Что позволите вам предложить для начала?

Борсен несколько растерян, он попал снаружи, где еще светло, в маленький темный салон. Он видел очертания бутылок и стаканов на столе, но ответил:

– Если можно, свету. Господин Дидрексон позвонил.

– Свету, это вы правы, ха-ха, поразительно верное замечание! Свету! – крикнул он показавшемуся в дверях повару. И хозяин постарался быть как нельзя более любезным и предупредительным с потертым гостем.

Они сели и приступили к ужину. По-видимому, это была незаурядная минута для Борсена; вначале он был несколько односложен, зато, с течением времени, разговорился и благожелательно слушал болтовню молодого коммивояжера. Но Теодора-лавочника он слушал без благожелательности, – бог знает, по какой причине, он почти его не видит, почти не слышит. А Теодор, со своей стороны, должно быть воображал, что может допустить в обращении с телеграфистом некоторую вольность, – он продал ему такое огромное количество своего скверного вина и знал его жалкое положение. Но тут молодой Теодор ошибся, – оказалось, что ему следует быть поосторожнее.

– Вы не можете сбегать домой за своей виолончелью, Борсен? – сказал Теодор напрямик.

– Отчего же? Когда вы уйдете, – ответил Борсен.

– Вот как! – сказал Теодор и засмеялся. Но, немного спустя, понял грубость и сказал: – Вы и завтра тоже будете таким важным?

– Да, кстати, ведь здесь есть гостиница, – поспешно говорит Дидрексон.– Гостиница и рассыльный – какой-то старик, Мануэльсен, Ларсен или что-то в этом роде. Он – отец известного пастора Лассена.

– Совершенно верно.

– К сожалению, я не мог дать ему никакого поручения, – улыбаясь, сказал господин Дидрексон.– Я обещал, что остановлюсь в его гостинице в следующий раз.

Хмель начинал все больше разбирать господина Дидрексона, он боролся против него, обдумывая свои слова и действовал молодцом. Он был эластичен и молод, ему хотелось оказать телеграфисту побольше почета именно потому, что он видел его запойный нос и жилетку без пуговицы.

– У нас в Сегельфоссе много интересного и кроме Ларса Мануэльсена, – заявил начальник станции.– У нас есть король, господин Хольменгро, он вдовец, у него есть принцесса.

Молодой Теодор потупился.

– У нас есть заброшенный замок, – продолжал телеграфист, – в нем жил некий дворянин Виллац Хольмсен, он умер. Сын его, молодой Виллац, за границей, нынче весной он приедет домой.

– Разве он приедет весной домой? – спросил Теодор.

– Да. Но это не значит, что вы должны потерять всякую надежду.

– Всякую надежду – как так?

– Мне показалось, что у вас такой вид.

– Да, так здесь много интересного, – поспешил вмешаться господин Дидрексон.

– Наверное то, что мы видим на горе, это – замок?

– Да, это замок…

– Надо сказать – великолепный, я видел его сегодня с палубы. Если б иметь такой замок, то можно бы заполучить и принцессу.

– Вы слышали? – сказал Борсен и взглянул в лицо молодому Теодору.– Во всяком случае, надо иметь замок.

– Да, – отозвался Теодор, он покраснел, но не потерял головы.– Это меня не касается, у меня есть лавка. Не понимаю, на что вы намекаете весь вечер, – прибавил он.