Месть и закон - [50]

В нем не проявлялось нетерпение. За свою нелегкую жизнь он привык к ожиданию. Вот и сейчас, зная, что ничего не произойдет, всматривался в темноту.

Грач ничего не предпринял, когда среди ночи до него донеслись еле различимые всхлипывания женщины. Он нашарил на полу сигареты и спички, закурил, давая знать, что он тоже не спит. Может, он делал правильно, а может, и нет, потому что сейчас судье ни к чему были свидетели ее слабости.

Он выкурил пару сигарет, выпил колодезной воды, гоня от себя мысли о том, что, возможно, через два-три дня совершит последнюю в своей жизни ошибку. План Валентины казался ему прямолинейным, но выбирать не приходилось, потому что он был единственным.

31

Ирина провела пальцами по спине притихшего на ней партнера. Спина была мокрой, ее жест походил на тот, которым смахивают с запотевшего стекла влагу. Машинальный жест, за которым не кроется никаких чувств, – это для нее, опытной женщины. А для расслабившегося партнера, по спине которого вдруг пробежала новая волна возбуждения, ее руки казались нежными, любящими, даже благодарными.

Нет, все же он чуточку наивный...

Он делал свое дело, прилагая массу ненужных усилий. Если бы он не старался выглядеть сексгигантом, а был самим собой, то, может, и ей доставил бы удовольствие. А так во время короткого, неравного «поединка» иногда ей хотелось рассмеяться, и она, сдерживаясь, стискивала зубы, закрывала глаза, невольно дергая телом. И заводила его еще больше.

Когда дыхание успокоилось, генерал Венедиктов освободился от объятий партнерши, не спеша оделся, придирчиво оглядел в зеркале, подходит ли к рубашке галстук, но, вспомнив, что он не у себя дома, вернулся к Ирине, присев на краешек кровати. Архипова не раз встречалась с начальником у себя дома, изучила все его повадки. Она прекрасно знала, что сейчас генерал прикоснется губами к ее уху и прошепчет несуразное: «Спасибо, милая». Она, как всегда, ответит благодарной улыбкой, прижмется к нему. Собственно, за что насмехаться над ним? Все же он доставил ей удовольствие.

Ирина прихватила с тумбочки коньяк и рюмки, Венедиктов помог отнести на кухню вазу с конфетами и тарелку с ломтиками дыни.

– Что интересного можешь сообщить по поводу позавчерашней операции? – чуть длинновато спросил моложавый генерал.

– Все прошло гладко, Сергей Васильевич, – переходя на официальный тон, ответила хозяйка.

Венедиктов, конечно же, ознакомился с подробным рапортом полковника Рожнова, выслушал его лично, но его интересовали иные детали, нежели изложенные Михаилом Константиновичем.

– Кто особо отличился?

– Все работали хорошо. Но я бы отметила Андрея Яцкевича и Олега Шустова. – Она намеренно назвала командира группы последним, выделяя Яцкевича. Если Олег действовал прагматично, то работа Андрея, как всегда, впечатляла артистизмом. Он играл, нажимая на курок в последний момент. Он выделялся среди товарищей даже манерой держать оружие. Если в его руках была винтовка, то приклад никогда не касался плеча, а лежал на предплечье. Странная манера, для многих совершенно непригодная, но Яцкевич из такого положения стрелял без промаха.

– Так и запишем, – шутливо отозвался Венедиктов, с проницательностью опытного контрразведчика отмечая, как именно высказалась его подчиненная.

И продолжил во множественном числе:

– Значит, не зря мы платим Рожнову деньги?

– Заслуженно, – подыграла хозяйка, наливая гостю чай.

– Спасибо, Ирочка...

Ирина, сколько себя помнила, поднималась по служебной лестнице именно таким способом. Вернее, в управлении, где она работала, сложился определенный «постельный», а чаще всего «настольный» стиль повышения: начальник – подчиненная, и из этой колеи не выбьешься, из нее один путь – на обочину.

К тридцати пяти годам порой чувствовала себя задолбанной курицей – но с приличным местом на насесте. Часто задумывалась о семье, ребенке, но сообразно текущему моменту: ну, поднимешь хвост, примешь подобающую позу, выкатишь наружу яйцо, сядешь на него; а думы какие-то злые, не сегодня, так завтра надоест, клюнешь родное яйцо покрепче, забросаешь навозом – и снова к прежней жизни с прежними злыми мыслями, – порой тоскливо, зато без обузы.

Невесело...

Венедиктов лично контролировал работу «пятерки». Если у Рожнова были досье на каждого члена группы, то генерал завел личное дело на самого полковника, куда заносил донесения своего личного агента, который в данный момент заботливо предлагал ему печенье.

Он повторился, на этот раз отказываясь:

– Спасибо, Ира, – а про себя отметил, что сумел восстановиться в довольно короткие сроки: если бы не поджимало время, он, допив чай, возвратился бы в спальню. Эта красивая тридцатипятилетняя женщина умела заводить его так, как ни одна, даже более молодая. «Опыт, женственность, – пытался рассуждать генерал, – сексапильность, что там еще?..» Похоже, ничего. Не забывал он отметить и себя, самодовольно вспоминая трепещущее под ним тело женщины, ее закрытые глаза и плотно стиснутые зубы. Вот и сегодня он просто измотал ее.

Обычно они встречались после проведенных группой Шустова операций. Если таковые долго заставляли себя ждать, генерал, чувствуя в наступившей паузе свою недоработку, навещал подчиненную «вне плана».