Чеченская Республика, 1 марта 2003 года, суббота
— ...ему было не больше пятнадцати, может, четырнадцать, — они, подонки чеченские, рано взрослеют. Его уже было не перевоспитать — не осталось такой среды. Я попросил его поднять бутылку с водой. Когда он нагнулся, я выстрелил ему в затылок: не из жалости к этому уроду — с такими давно всё понятно, надо только кончать. Мне человека убить, как два пальца... Ничего не чувствую. Бах! Мозги по всему подвалу. Чеченцы — сволочная нация, уроды, которые испокон веков жили грабежами и убийствами, — это у них в крови. Воюет сейчас тупорылая чеченская молодежь, которая выросла между двумя войнами. Если вывести войска, боевики, собравшись, передавят несогласных как вшей. И не только в Чечне, а в любом российском городе, в любой воинской части, где служат эти уроды.
И еще о чувствах. Сейчас говорю за себя, но большинство офицеров не чувствуют себя гражданами своей страны: России не существует. Они воюют за малую часть российского народа. А для них, офицеров, эта малая часть — солдаты. Россия пинками гонит их на горные чеченские пастбища — не бросать же их.
У моей разведывательно-диверсионной группы свой горный район в Чечне, своя задача: поиск и уничтожение боевиков без суда и следствия. Мне уже месяца три никто в плен не сдавался. Последний раз — четверо «чехов». И то потому, что мы с ребятами крепко обложили их. Другого выхода у них не было. Они вышли с поднятыми руками. Мои парни поставили их на колени и разрешили помолиться. Что дальше? Мы подарили им легкую смерть.
— Это вы похищаете по ночам людей и потом уничтожаете?
— Процентов тридцать из них похищены и убиты в результате криминальных разборок между самими чеченцами, двадцать — боевиками. А процентов пятьдесят уничтожаем мы. Под это дело порой и невинные люди попадают. Чеченцы власть делят, оговаривают друг друга. Так что иногда поздно что-либо исправить — человека нет. Только не надо меня в чем-то обвинять. Рано или поздно каждому замазанному в крови придурку снесут башку.
И вообще я бы заварил такую спецуху. Для начала уничтожил бы всю чеченскую верхушку. Любыми путями. Подстрелил бы или взорвал. Свалил бы всё это на ваххабитов, а потом поделил бы Чечню между Ингушетией, Дагестаном и Ставропольским краем. Такой республики не должно быть. Она должна раствориться в России, а чеченцев надо ассимилировать. Знаете, что говорят мои ребята? Умные вещи: «Дайте нам веру в будущее, и мы перемелем всех».
Я лица своего от камеры не прячу, смотрю открыто, говорю прямо то, что знаю и думаю, в чем уверен. Но показал бы больше, представься такая возможность: того пятнадцатилетнего урода-боевика, чьи мозги я размазал по подвалу. Ответ. За каждый кадр, где режут русского солдата. Только вы не покажете. Потому что России вражеская кровь не нужна — своя слаще.
— Думаете?
— Иногда делаю, а думаю потом. Но совесть никогда не мучает. Неважно, сколько человек ты убил, важно другое: как ты будешь жить с теми, кто еще жив.
— Жалеете о чем-нибудь?
— Да. Что не могу перечеркнуть свою жизнь и сначала начать — как в песне поется.
— И с чего бы вы ее начали?
— С начала. С самого начала. Заново...
— Каким вы видите свое будущее? Может, это контрактная служба, военное училище?
— Вряд ли. Я не хочу состариться вместе со своим автоматом. Но я не боюсь, что кто-то, как и я, подарит мне легкую смерть. Холодею лишь от одного, что подохну от шальной пули.
— Чеченские боевики назначили за вашу голову большую награду. Что вы испытываете по этому поводу?
— Жалость к подателю моей головы. Боевики обманут его. Потом, возможно, хлопнут.
— Жалость, вы сказали. Вы способны на сострадание?
— Недавно я был в отпуске. Присутствовал при сносе школы, в которой учился. Стоял в десятке метров. Камни и щепки летели мимо меня. Плакал.
— Вы верите в удачу?
— Когда работаешь 24 часа в сутки и 7 дней в неделю, удача приходит сама.
— Еще один вопрос. Почему вас называют Миротворцем?
— Каждого как-нибудь да называют. — Миротворец прикурил сигарету.
Отвечая на вопросы репортера телеканала РТР, сержант-спецназовец смотрел на него и лишь изредка бросал взгляд в объектив видеокамеры. Оператор тоже лишь иногда брал крупным планом его длинное скуластое лицо с раздвоенным подбородком и светло-серыми, водянистыми глазами. Порой ему становилось жутковато от холодного взгляда Миротворца — «волкодава», специалиста по диверсиям. Несколько странным показался репортеру ответ Миротворца на один из первых, как бы общих вопросов: как воспитывают солдат в учебных подразделениях спецназа. «Так, — ответил „волкодав“, — чтобы они ненавидели командира на учебном полигоне и чтобы ненависть превратилась в любовь в реальном бою. Всего один шаг, но опытный командир его всегда чувствует».
Странный, противоречивый человек, действительно сильный и одинокий, как волк, но такой же сильный в качестве вожака стаи. Своей стаи бойцов из спецподразделения ГРУ. Там его почитают, поэтому ему необязательно исполнять девять заповедей.
