Чечня, Шалинскийрайон, декабрь 1996 года
Раннее утро. Холод снаружи и тепло внутри машины создавали неприятную атмосферу сырости. Во всяком случае, так казалось подполковнику Федеральной службы безопасности Николаю Гришину. Он пощупал лоб – холодный. Но офицера слегка знобило. Может, еще и оттого, что машина предположительно находилась под прицелом чеченских снайперов. Визуально Николай определил пару точек на местности, где могли укрыться боевые группы бандитов. Обычный состав – снайпер, гранатометчик и два его помощника, два-три стрелка. Любое движение или неосторожный жест чеченцы могли расценить как провокацию. “Щелкунчики” умели класть пулю туда, куда надо. Они часто использовали не только мелкокалиберные винтовки, но и оружие расчетного обслуживания: снайперские винтовки “Взломщик” калибра 12,7 миллиметра.
“Пощелкают, и от головы ничего не останется”, – нервничал Гришин, посматривая из окна и глубоко затягиваясь сигаретой; за двадцать минут это была третья.
Подполковник был старшим в группе, прибывшей на двух темно-зеленых “УАЗах” и насчитывающей двадцать бойцов из роты особого назначения. Спецназовцы вышли из машин и рассредоточились, насколько позволяла местность. А она на этом участке – Чечен-Аул – Старые Атаги – ограничивала возможности для скрытого маневра, группа Гришина была у боевиков как на ладони.
В 1995 году здесь были сосредоточены главные силы боевиков, “центр активного противостояния федеральным войскам”, шалинскую группировку взял под свое командование лично Аслан Масхадов. И, разумеется, бандиты чувствовали себя как дома, используя в качестве преград реки, каналы, господствующие высоты.
А сейчас, в эти декабрьские дни, российские войска спешно покидали Чеченскую республику. “Но война не закончена, она продолжается”, – думал офицер ФСБ, впервые попавший в “горячую точку”. Части федеральной группировки оставляли здесь то, за что год назад шла рубка не на жизнь, а на смерть. Больше полутора тысяч чеченских боевиков, танки, артиллерия, реактивные установки плюс помощь из Веденского района и близлежащих населенных пунктов, где были сосредоточены мобильные отряды “духов” общей численностью в пятьсот “штыков”.
Тогда здесь хорошо поработала наша авиация, точными ударами с воздуха уничтожая опорные пункты, коих насчитывалось больше пятидесяти, склады вооружения и боеприпасов, бронетехнику, автомобили, живую силу противника. И по сей день видна кое-где работа русских асов.
А Николай Гришин до сей поры не мог понять, почему выбор пал именно на него, начальника направления 1-го отдела УБТ <Управление ФСК – ФСБ по борьбе с терроризмом>. “Что я, крайний по борьбе с терроризмом в Чечне? – продолжал нервничать офицер. – Или единственный и неповторимый в своем роде?” И злился еще больше, поскольку в данное время он готовился не бороться с терроризмом, а поощрять преступный бизнес. “Дипломат” черного цвета, который подполковник держал на коленях, был доверху набит стодолларовыми купюрами – выкуп за заложника, полковника милиции Виталия Дроновского.
Дроновский попал в плен три месяца назад, а шумиха вокруг него разгорелась такая, что, по мнению начальника УБТ, благословившего подчиненного на командировку в Чечню, заложник просидел в зиндане по меньшей мере год. И все стараниями небезызвестного предпринимателя Бориса Кесарева, вооруженного средствами массовой информации, где трудились подконтрольные ему “санитары”, в свою очередь вооруженные телекамерами и перьями. Они раздули вокруг “кавказского пленника” грандиозный скандал: офицер старшего состава МВД в плену, а силовые органы не чешутся, словно это не их коллега сейчас подвергается пыткам и мучениям чеченского плена.
Как-то убого, однобоко, даже в ущерб себе писали газетчики, напрочь забывая, что, кроме полковника милиции, в плену томятся еще сотни российских граждан. В свете похищения Дроновского остальные пленники отошли на последние рубежи, были “сосланы” в низшую касту париев. Ведь писать о них – только бумагу марать. Не выделишь среди них ни одного, только в тысячной массе своей они производили какое-никакое впечатление на многомиллионную аудиторию.
Гришин думал о своем начальстве в неприглядном свете. Руководство госбезопасности пошло на позорное соглашение с Кесаревым, который предложил внести выкуп за милицейского полковника и прекратить информационную шумиху, которую он сам и раздул. Добился своей цели, размышлял Николай Григорьевич, даже ценой “дипломата” с деньгами? Несомненно. Однако в информационном плане Борис Леонидович и проигрывал: ФСБ ни за что не пошла бы на джентльменское соглашение с ним, если бы предприниматель поставил условие публичного признания в сговоре трех сторон: чеченские бандиты – служба безопасности – сам предприниматель. Выкупая заложников, ФСБ расписывалась в собственном бессилии и стимулировала киднеппинг. Ведь политика правоохранительных органов в вопросе о заложниках очень простая и твердая: никакого выкупа, а переговоры о безвозмездной передаче, обмен, силовая операция. “Святая троица”.
И все же какие-то условия были соблюдены, не расписаны, конечно, на бумаге, а обговорены устно. Кесарев – “подковерный” политик – из любой нестандартной ситуации способен был выжать максимум для себя полезного.
