Месть и прощение - [8]
Он опустил голову.
Моисетта победила.
Минуту они стояли неподвижно. Моисетта с пренебрежением смотрела на него, он стоял потупившись. Их тела еще хранили тепло объятий, а кожа – запах любовного возбуждения, их вновь тянуло друг к другу… Чудовищная жажда.
Он хрипло пробормотал:
– Ну ты и шлюха.
Она выдохнула:
– А ты тот еще подонок.
Он посмотрел на нее, и вдруг – они даже не поняли, как это произошло, – принялись страстно целоваться. Их языки сплетались и отталкивались, выскальзывали и вновь искали соприкосновения в яростном упоении. Он сжал ее ягодицы, и она испустила хриплый стон наслаждения. Пальцы Моисетты пытались нащупать сквозь ткань брюк его окрепший член.
Откуда-то с обочины дороги донеслось противное мяуканье. Ощутив, что теряет контроль над ситуацией, Моисетта, прервав поцелуй, уставилась на Фабьена и плюнула ему в лицо. Он ответил тем же.
Плевок попал ей на скулу, слюна стекла по щеке на шею, отдавшись спазмом где-то в животе. Внутренности Моисетты мгновенно скрутил сладостный спазм, как недавно в амбаре. Обезумев от этого ощущения, она развернулась и пустилась бегом, боясь, что сейчас, посреди шоссе, ее настигнет второй оргазм.
Уже у своего дома, заслышав звук удаляющегося мопеда, она замедлила бег и, прислонившись к стене, расплакалась, совершенно обескураженная. Моисетта пришла в отчаяние, не в силах понять, то ли она непоправимо несчастна, то ли невероятно счастлива.
В здании городского суда в Бург-ан-Бресс в понедельник народу было немного.
Фабьен Жербье нахмурился. Обычно убийство собирает на галерее целую толпу.
Сам он за восемьдесят лет жизни побывал здесь на нескольких таких слушаниях: дело черной вдовы Мари Морестье, дело Пусье, убившего своих троих сыновей, дело шофера-дальнобойщика, расчленявшего официанток. И каждый раз людское любопытство торжествовало. Победно. Что же на сей раз? Одна сестра прикончила другую. Дело редкое, запоминающееся, пикантное, оно вполне заслуживало стечения публики и волнительной дрожи великих дней… А тут в холодном зале хмурая уборщица елозила по полу тряпкой, полдюжины зевак совали под стул мокрые зонтики, снаружи город накрыло вялой моросью.
– Это из-за прессы! – пробормотал Жербье.
Так как в ежедневные газеты, на радио и телевидение не просочилось даже отзвуков, публика понятия не имела о предъявленном обвинении в убийстве, и никто из репортеров не рвался освещать событие.
Фабьен Жербье уселся против стола вишневого дерева, где вскоре появится обвиняемая.
«Она должна меня видеть, – с усмешкой подумал он. – Я стану воплощением совести, раз у нее таковая отсутствует».
В зал с непринужденным видом вошел адвокат, держа в руке чашку кофе.
– По-моему, сегодня же и закончим – доказательств никаких, – заявил он коллеге.
Фабьен Жербье подскочил от удивления. Как? Неужто полиция так ничего и не нашла? Эти бездари недооценили то, что он твердил им в последние месяцы: Лили Барбарен убила свою сестру Моисетту; последняя скончалась вовсе не в результате несчастного случая. Разозленный, он вспомнил, сколько пришлось положить сил, чтобы убедить власти начать расследование, ведь поначалу полицейские, как и все в деревне, решили, что произошла случайность – смерть по неосторожности. Фабьен неустанно указывал на подозрительные обстоятельства. Тщетно! Устав бороться, он пригрозил собрать толпу журналистов и заявить, что следствие велось кое-как.
– Но, господин Жербье, – твердили следователи, – с чего вы решили, что восьмидесятилетней даме зачем-то приспичило прикончить собственную сестру-близнеца?
– Да что вы знаете о близнецах? – отвечал Фабьен Жербье.
– Но сестры были неразлучны восемьдесят с лишним лет!
– И что? Разве существует крайний возраст для убийства? Что, в восемьдесят лет человек уже не способен кого-то убить? К примеру, если я завтра укокошу жандарма, разве меня не арестуют?
– Господин Жербье, у вас нет улик. Только рассуждения и подозрения.
– Этого было достаточно, чтобы привести множество подозреваемых сначала на скамью подсудимых, а затем в тюрьму. А ее, значит, никак?
Ответчица вошла в зал заседаний в сопровождении двух полицейских. Лили Барбарен, розовая, симпатичная, хрупкая, изящная, как фарфоровая статуэтка, с лицом, на котором солнце высветило морщинки, просеменила к своему месту, этакое воплощение приветливости и заботы, воскрешающее давние воспоминания о бабушкиных пирогах.
«Ее вид способен провести этих недееспособных кретинов», – подумал Фабьен. Нахмурив лоб и выпятив подбородок, он с неприязнью уставился на старушку. В отличие от всех, он был убежден в ее виновности, ведь он был связан с ней с тех пор, как ему стукнуло восемнадцать.
Моисетта успокоилась: Фабьен никому не обмолвился и словом.
По возвращении домой – бабушка уже начала поправляться после инфаркта, – Лили относилась к сестре с прежним расположением; она, как и раньше, доверяла ей, рассказывала обо всех своих колебаниях, восторгах и ожиданиях. Моисетта, понимая, что получила отсрочку, которая вот-вот истечет, была сама приветливость. Быть может, так она пыталась компенсировать, точнее, стереть свое предательство?
Книга Э.-Э. Шмитта, одного из самых ярких современных европейских писателей, — это, по единодушному признанию критики, маленький шедевр. Герой, десятилетний мальчик, больной лейкемией, пишет Господу Богу, с прелестным юмором и непосредственностью рассказывая о забавных и грустных происшествиях больничной жизни. За этим нехитрым рассказом кроется высокая философия бытия, смерти, страдания, к которой невозможно остаться равнодушным.
Эрик-Эмманюэль Шмитт – мировая знаменитость, пожалуй, самый читаемый и играемый на сцене французский автор. Это блестящий и вместе с тем глубокий писатель, которого волнуют фундаментальные вопросы морали и смысла жизни, темы смерти, религии. Вниманию читателя предлагается его роман «Евангелие от Пилата» в варианте, существенно переработанном автором. «Через несколько часов они придут за мной. Они уже готовятся… Плотник ласково поглаживает крест, на котором завтра мне суждено пролить кровь. Они думают захватить меня врасплох… а я их жду».
XXI век. Человек просыпается в пещере под Бейрутом, бродит по городу, размышляет об утраченной любви, человеческой натуре и цикличности Истории, пишет воспоминания о своей жизни. Эпоха неолита. Человек живет в деревне на берегу Озера, мечтает о самой прекрасной женщине своего не очень большого мира, бунтует против отца, скрывается в лесах, становится вождем и целителем, пытается спасти родное племя от неодолимой катастрофы Всемирного потопа. Эпохи разные. Человек один и тот же. Он не стареет и не умирает; он успел повидать немало эпох и в каждой ищет свою невероятную возлюбленную – единственную на все эти бесконечные века. К философско-романтическому эпику о том, как человек проходит насквозь всю мировую историю, Эрик-Эмманюэль Шмитт подступался 30 лет.
Эрик-Эмманюэль Шмитт — философ и исследователь человеческой души, писатель и кинорежиссер, один из самых успешных европейских драматургов, человек, который в своих книгах «Евангелие от Пилата», «Секта эгоистов», «Оскар и Розовая Дама», «Ибрагим и цветы Корана», «Доля другого» задавал вопросы Богу и Понтию Пилату, Будде и Магомету, Фрейду, Моцарту и Дени Дидро. На сей раз он просто сотворил восемь историй о любви — потрясающих, трогательных, задевающих за живое.
Эрик-Эмманюэль Шмитт — мировая знаменитость, это едва ли не самый читаемый и играемый на сцене французский автор. Впервые на русском языке новый роман автора «Женщина в зеркале». В удивительном сюжете вплетаются три истории из трех различных эпох.Брюгге XVII века. Вена начала XX века. Лос-Анджелес, наши дни.Анна, Ханна, Энни — все три потрясающе красивы, и у каждой особое призвание, которое еще предстоит осознать. Призвание, которое может стоить жизни.
Действие повести «Дети Ноя» происходит во время второй мировой войны. Католический священник в пансионе укрывает от нацистов еврейских детей. Посвящается всем Праведникам Мира.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Новая книга новелл Эрика-Эмманюэля Шмитта «Два господина из Брюсселя» продолжает линию полюбившихся русскому читателю сборников «Концерт „Памяти ангела“», «Мечтательница из Остенде», «Одетта». Шмитт вновь говорит о любви — в самых разных, порой неожиданных формах, а еще о том, как архитектура нашей жизни деформируется под воздействием незримых страстей, в которых герои порой даже не отдают себе отчета.
Эрик-Эмманюэль Шмитт – мировая знаменитость, это один из самых читаемых и играемых на сцене французских авторов. В каждой из книг, входящих в Цикл Незримого, – «Оскар и Розовая Дама», «Мсье Ибрагим и цветы Корана», «Дети Ноя», «Борец сумо, который никак не мог потолстеть», а также в новой повести «Десять детей, которых никогда не было у госпожи Минг» блистательная интеллектуальная механика сочетается с глубокой человечностью. За внешней простотой, граничащей с минимализмом, за прозрачной ясностью стиля прячутся мудрость философской притчи, ирония, юмор.