Месть - [11]

Взгляните на Моше (из «мужиков»), взгляните, как он ввинчивает новые лампочки во дворе. Как он дотянется до них? Эти русские иммигранты очень изобретательны. Нет, вы только посмотрите на него! Неважно, что стремянка коротковата, — он привязывает старого мерина к фургону с отбросами и прислоняет к нему стремянку. Что, если лошадь… Нет, этот старый мерин и не пошевельнется. Ничего, задвигается, если ткнуть его в основание хвоста нагретым куском проволоки.

Как это ни удивительно, но проделки Авнера и его банды ни разу не кончились трагически. Даже тогда, когда Авнер «по ошибке» притащил в класс улей, или, когда они пригнали в столовую быка, взятого кибуцем напрокат, или, когда заперли Моше в холодильнике на полдня. Более того, в течение всех четырех лет, проведенных в кибуце, их ни разу не поймали.

Почему-то возмездие настигало его, когда он из Авнера-бандита превращался в Авнера — примерного кибуцника. Допустим, он пытался записаться в число волонтеров, желающих работать по субботам, — скажем, помогать соседнему кибуцу в сборе урожая. А ему в этом при всех отказывали. «Что вы, мистер Мокасин? Что вам там делать? Только порежете серпом себе пальчики. Нельзя подвергать нашу репутацию такому испытанию. Если вы так жаждете поработать, отстригите побольше когтей у кур…»

Авнер — Джон Уэйн мог побить иорданцев, а Авнер-бандит — ускользнуть от преследования. Но Авнер-кибуцник ничего примечательного никогда не совершил. Объяснялось это просто — по природе своей он не был фермером, не был сельским жителем. Возможно, он уступал другим мальчикам в проворстве и физическом развитии. Мальчики, выросшие вдали от больших городов, были подвижнее и крепче его. Но что из того? Зато у него было кое-что другое. Он был более изобретателен. Он владел языками — немецким и английским. Он кое-что повидал в жизни, общался с американцами, путешествовал, объездил полмира. А в жизни этих кибуцников, которые отталкивали его, и поездка на ослике в городишко Бней Реем была крупным событием.

Ему казалось, что он должен вызывать у них восхищение. В школе во Франкфурте для него не составляло это труда. Справился он с этой задачей даже, когда дело коснулось девочек. Но в кибуце почему-то это не получалось.

Он привез в кибуц свой транзистор. Благодаря ему он оказался в центре внимания. Все ребята собирались вокруг радиоприемника. Но кто-то из руководства попросил его мать забрать транзистор — ребенок в кибуце не может владеть чем-нибудь, что другим детям недоступно. На следующий день мать увезла транзистор, подаренный дедом. Тот самый.

Ребята, которые недолюбливали Авнера, называли его «екке-поц». Слово «екке» Авнер узнал, живя в кибуце, но и не живи он там, он рано или поздно все равно узнал бы его.

В Реховоте все жители Израиля были для него просто израильтянами. Конечно, он видел разницу между евреями, рожденными в Израиле, сабрами, каким он был сам, старыми поселенцами, как его родители, приехавшими в Израиль еще до провозглашения независимости, и недавними иммигрантами, которые даже не говорили на иврите, но разница эта была незначительной. Существовали в Израиле и религиозные евреи (хотя в Реховоте их число было мало), которые своим видом и поведением больше напоминали евреев гетто, евреев Катастрофы, несмотря на то что не только они сами, но и их предки — и не в одном поколении — родились в Израиле. Они носили черные кафтаны, шляпы с широкими полями и пейсы, заправленные за уши. Но о существовании особой подгруппы — «екке» — Авнер никогда раньше не слышал.

Живя в кибуце, он научился различать типы израильтян в соответствии с тем, как они сами себя определяли. Большинство ребят в кибуце принадлежали к так называемым галицийским евреям. В представлении Авнера это были вульгарные, нагловатые, невежественные евреи из восточно-европейских стран. Он же был «екке» —цивилизованный и образованный сабра, выходец из Западной Европы. Однако постепенно Авнер пришел к выводу, что принадлежность к той или иной группе определялась не столько тем, откуда родом был тот или иной человек, сколько специфическими чертами характера. Однако все же считалось, что Галиция — восточная провинция старой Австро-венгерской империи — была родиной лживых, спаянных общими корыстными интересами ев реев-взяточников, принадлежащих к низшим слоям общества. Нельзя отрицать, конечно, что эти евреи были сообразительны, по-своему умны и энергичны. К тому же у них было превосходное чувство юмора — Авнер полностью отдавал себе в этом отчет. Часто эти евреи были мужественными, горячо преданными Израилю людьми. Но подозрительность и недоверчивость были для них типичны. Их духовные интересы были ничтожны, и их жизнь определяли практицизм и прагматические устремления. Они обманывали и лгали, они зачастую были прожженными жуликами. В их лексиконе обычными были выражения «своя рубашка ближе к телу» или «надо уметь снимать сливки». При этом они крепко держались друг за друга точно были членами одной семьи. Разумеется, не все они были выходцами из Галиции. Но всех, кто обладал этими качествами, было принято называть «галицийцами».