Месседж от покойника - [29]

Что же касается Лизетты, она все отлично понимала и всегда умела устраивать свои сердечные дела так, чтобы они не беспокоили мужа. Однако в последние дни, когда Грег перестал появляться, с Лизеттой что-то случилось. Что — она и сама не понимала толком, но смутное беспокойство внутри нарастало, становилось мучительным. Отчего оно? Муж находился в хорошей форме, и настроение у него было отменное, и дела вроде бы шли на лад. У самой Лизетты тоже ничего плохого не происходило — более того, в компании, где она работала бухгалтером, ей обещали повышение и серьезную прибавку к зарплате… Дочь? Дела Кэтти не вызывали у Лизетты тревоги. Хотя она видела, что семнадцатилетняя Кэтти и на вечеринках задерживается, и, бывает, дома не ночует, — она верила, что ее дочь обладает достаточной долей здравого смысла и осторожности, чтобы не наделать глупостей, и до сих пор так и выходило.

За дочь как раз по большей части беспокоился Леонас — он ее любил безумно, берег и ревновал, так что Лизетта даже посмеивалась: по отношению к себе она столь пылких чувств никогда не видела.

Но в последние недели Кэтти отдалилась от нее. Причем отдалилась демонстративно, даже не скрывая своих чувств. Иногда, возясь по дому, Лизетта ощущала на себе взгляд дочери — нет, так дочери не смотрят на матерей. Лизетта боялась себе поверить, но внутри себя знала — это был взгляд взрослой и опытной женщины на соперницу. Взгляд одной самки на другую — когда они соперничают из-за альфа-самца.

…Жизнь, как всегда, услужливо помогла в решении. Несколько дней назад Кэтти, в спешке собираясь в школу, оставила дома телефон. В этот день как раз был отгул и у Лизетты. И, прибирая в комнате дочери и вслух беззлобно ругая ее за страшный беспорядок, Лизетта вдруг увидела телефон на тумбочке у кровати. Как действовать — сомнений не было: судьба давала ей шанс, которым следовало воспользоваться.

Скорее всего, вспоминая об этом через много лет, Лизетта упрекнула бы себя за сделанное… Но в тот момент сомнений у нее не было — и она открыла телефон, даже не думая о последствиях, к которым это могло привести. А последствия, как выяснилось, были страшные — для Лизетты, во всяком случае. Этот подонок Грег, ублажая бывшую мисс Игналина, находил время и для ее дочери — и Кэтти с удовольствием принимала его ухаживания. Причем текстовые записки, которые отправлял Кэтти Грег, дышали неподдельной страстью, желанием, вдохновением — Лизетта от него подобных писем никогда не получала.

Лизетта не поленилась, распечатала эти послания — если не все, то, по крайней мере, самые яркие. Записала числа, сняла копии откровенных фотографий… Все это она проделывала с внутренним холодом в груди — как будто речь шла не о ней, и не о ее дочери, и не о ее, Лизетты, любовнике — самом лучшем из всех, так она считала до сих пор, — а о ком-то совершенно постороннем, чужом.

Но когда эта работа была закончена и Лизетта с тихой ненавистью думала о предстоящем разговоре с Кэтти, отстраненность улетучивалась из ее души и уступала место тихой ярости. Да как Кэтти посмела!

Но прошло еще несколько часов — и Лизетта готова была уже для себя вполне оправдать дочь — каково ей, неопытной девчушке, устоять перед этим польским ловеласом. Вся ненависть сосредоточилась на Греге Стависком — вот кто негодяй, вот кто мерзавец.

Разговор Лизетты с Кэтти не принес облегчения — дочь и не думала ничего отрицать. Да, Грег ее любит, да, она спит с ним уже больше месяца. А чем ты так возмущаешься, мама?

Но Лизетта уже не возмущалась. Про себя она знала одно — этот негодяй, обманувший ее в лучших чувствах, да еще и совративший ее невинную девочку (так про себя называла дочь Лизетта в своих внутренних монологах, хотя истине это не соответствовало), — этот негодяй должен был умереть.

Как именно сделать это — Лизетта не знала. Но, просчитав варианты, поняла, что надо все рассказать Леонасу. И если к ее увлечениям муж относился несерьезно-снисходительно, то дочурка, его любимая Кэтти, была для него дороже всего на свете. Никого в жизни Леонас так не любил, так не берег…

И Лизетта все рассказала мужу.

Петкунас воспринял ее рассказ внешне совершенно спокойно. Ни в чем не упрекнул Лизетту, не сжимал кулаки, не стучал по столу.

— Вам двоим — никуда из дому не выходить, пока не скажу, понятно? — только и произнес Лео и посмотрел на жену так, что ей стало страшно — такого пустого взгляда она у него никогда не видела.

И вот теперь Леонас Петкунас ходил по кабинету, и курил, и думал.

* * *

Лайон между тем продолжал ночное дежурство вместе с Мартином Дэвисом. Когда с человеком остаешься вдвоем на несколько часов — начинается совсем другое общение, чем бывает в обычной жизни. Другое общение, другие взаимоотношения, другие степени доверия — все другое… Тут уже работа для психологов, думал Лайон. Читал он в свое время исследования об американских астронавтах и русских космонавтах, которых вдвоем или втроем надолго отправляли на орбиту. И вот проблема взаимоотношений там, в космосе, людей, специально подготовленных, долгое время тренировавшихся совместно на земле, по всем признакам хорошо друг к другу относящихся, — там, наверху, эта проблема становилась в конечном итоге чуть не главной.