Мертвый отец - [18]

Шрифт
Интервал

Козел он был, сказал Томас, это хорошо известно.

По-прежнему козлин. Тискает всякий раз, как дорвется.

Я замечал.

Предпочитает попу, сказала она, хватка у него там что надо.

Я наблюдал.

А в смысле скорей вербальных, а не физических знаков внимания он разнообразно предлагал растряхнуть простынки, нырнуть в потемки, подскочить на лесенку и поиграть в гусика с уточкой.

И ты отвечала?

С душераздирающей приятностью, как обычно. Все равно в нем что-то есть.

О да, сказал Томас, что-то в нем есть. Мне бы и помститься не могло это отрицать.

Властность. Хрупкая, однако присутствует. Он как пузырь, какой не хотелось бы чпокнуть.

Но не забывай, было время, когда отрезал он людям уши стамеской по дереву. Двухдюймовым лезвием. И не забывай, было время, когда голос его, голос простой, не звукоусиленный, твою голову способен был вывернуть наизнанку.

Белиберда, сказала она, ты распространяешь мифы.

Черта с два, сказал Томас. Так было.

Ты мне что-то не кажешься слишком уж изувеченным или поврежденным.

Бывают времена, когда ты не слишком сообразительна, сказал Томас.

Времена, когда я не слишком что?

Сообразительна, сказал Томас, бывают времена, когда ты не слишком сообразительна.

Ну и ну тебя нахуй, сказала она.

Ну и ну тебя нахуй, сказал Томас, бывают времена, когда я забываюсь и говорю правду.

Рохля, рохля, сказала она. Жалость к себе чудовищно непривлекательна.

Ох что ж черт ну да. Извини. Но я же действую, разве нет? А с таким же успехом мог сидеть дома, носить колпак с бубенцами и покупать лотерейные билеты в надежде на курбет судьбы, который изменит мою жизнь.

Я, сказала она. Я, я.

Это есть.

Ты и я, сказала она, суя руку к себе в ранец за кусочком бханга. Пожуешь?

Не сейчас, спасибо.

Ты и я, сказала она, мы с тобой.

Томас принялся считать на пальцах.

Да, сказал он.

И Эмма, сказала она. Я видела, как ты на нее смотришь.

Я на все смотрю, сказал Томас. На все, что передо мной. Передо мной Эмма. Стало быть, я смотрю на Эмму.

А она на тебя, сказала Джули, я кое-какие взгляды замечала.

Она недурна, сказал Томас.

Но мы, ты и я, друг другу не безразличны, сказала Джули. Факт есть факт.

Временный факт, сказал Томас.

Временный!

Отхаркивание бхангового сока (подчеркнутое).

Боже мой, я же просто говорю правду, сказал Томас.

Гадюка, сказала она.

Не знаю я лучшей души, сказал он, да и тело привлекательно.

Замеряешь, а? Замерщик.

Джули суя в рот больше конопли.

Ты забываешь о тлене времени, сказал Томас, я же о нем никогда не забываю.

Мне это не нравится.

А кому нравится?

Я выбрасываю из ума то, что уму вредит. Ты же в этом нежишься.

Ничего я в этом не нежусь.

Мы с тобой, сказала она, черт возьми, неужто ты не способен вбить эту простую мысль себе в голову? Мы с тобой против этого есть.

Временно, сказал Томас.

Ох какая же ты гадюка.

Исследователь тлена, только и всего.

Джули принялась расстегивать на себе блузку.

Да, можно и так, сказал Томас. Пятнадцать минут или, в лучшем случае, тридцать пять.

Давай сползаем вместе за кустик.

Всем сердцем, сказал Томас, но я не могу отречься от того, что знаю. Не каждый день абсолют находишь.

Ты придурок-подмастерье, сказала она, даже не полный дурак, и вместе с тем я дам тебе попробовать немного, потому что ты мне нравишься. Повезло тебе, собаке.

Томас произнес длинный абзац в смысле того, что это правда.

Джули дергаючи Томаса за рукав.

Томас и Джули под кустом. Томас держа стопы Джули в руках.

Омой ноги[34], сказал он.

Да, раз ты завел речь, сказала она.

Я тебе их сам омою, если желаешь.

Не обязательно. Сама разберусь.

Вихотка, сказал он. Маленькая синенькая квадратная такая.

Верно.

Грубая на ощупь.

Я видела.

Обычно влажная.

Я помню.

Я б мог просто надеть на них мешки, наверное, толстые полотняные мешки с замочками, какие в Почтовом Отделении применяют.

Ох ахти мне.

Исподы колен, с другой стороны, положительно глянцевы.

Не очень они плохи, а?

Девять морщинок и веснушка, все безупречны. Нечего и желать. Вершина оного.

У Эммы так бы получилось?

Не знаю, сказал Томас. Надо будет об этом подумать.

Джули свела кружком большой и указательный пальцы и ловко чпокнула его по яйцу.

Томленье Томаса.

Пройдет, сказала она, дражайший мой возлюбленный, это всего лишь временно.

10

Эдмунд беседуя с Эммой. Сиянье Эммы. Стирка носков в ручейке. Обсуждение ухода за ногами (вообще). Томас сидючи на земле, спина поддерживаясь древесным стволом, куря, созерцателен. Эдмунд рассказываючи Эмме, что, с учетом всего, наилучшая — она. Сиянье Эммы. Джули и Мертвый Отец держась за руки. Томас куря. Люди играючи в вист, кольца, бочче[35]. Приметы местности срубаются на корм кострам. Все мужчины в темно-синих костюмах с галстуками. Эдмунд в темносинем костюме с галстуком. Томас в темно-синем костюме с галстуком. Мертвый Отец в темно-синем костюме с галстуком. Склоняючись над вертелами, вращающимися с наверченными мелкими зверюшками. Эдмунд похлопан по щеке веером Эммы. Боже Всемогущий. Эмма похлопана по щеке большим пальцем Эдмунда. Боже Всемогущий. Эмма говорит Эдмунду, что он не понимает. Большим пальцем по щекам хлопать не полагается, говорит она. Большой палец не изящен, а довольно-таки коренаст, жирен, говорит она. Указательный палец лучше — если нужно хлопать по щеке, а веера в наличии не имеется. Эдмунд все проебывает, говорит она. Хана хахалю, говорит она. Может считать, что у него статус державы с наименьшим статусом благоприятствования, в смысле хаха. Сокрушенный Эдмунд. Эдмунд впадает во фляжку. Томас поворачивает голову, замечает огорчение Эдмунда. Томас ничего не делает. Джули смотрит на Томаса и замечает, что он ничего не делает. Джули говорит Мертвому Отцу: Иногда лучше ничего не делать. Мертвый Отец отвечает: Вероятно, обычно. Они продолжают держаться за руки, а Мертвый Отец также ощупывает босую ногу той рукой, что не держится за руки. Джули изымает ногу. Томас курит. События в небе. В темной части рассыпаясь звездопад. Облака перемещаясь неумолимо (слева направо) за сценою, к кулисам. Томас куря. Мертвый Отец порываясь всунуть руку (левую) меж поясом юбки Джули и Джули. Отвращен (с теплотою). Джули берет часовую цепочку Мертвого Отца и помещает себе в карман. Мертвый Отец улыбается. Подарок, говорит он, тебе. Спасибо тебе, говорит Джули, спасибо тебе спасибо тебе. Спасибо мне, говорит Мертвый Отец, я к этому привык. Я действительно желаю, чтобы тебя спас Бог, говорит Джули, и пряжки у тебя на башмаках тоже красивые. Они красивы, говорит Мертвый Отец, потому-то они у меня на башмаках, потому что красивые. Оба рассматривают серебряные пряжки на башмаках Мертвого Отца. Томас куря. Эдмунд обернувшись почти всем своим ртом вокруг горловины фляжки. Эмма опрашивая людей. Насколько они высоки? 6’1”, 5’11”, 4’2” и так далее. Для моих досье, говорит Эмма. Томас, куря, легонько чешет верх левой скулы свободными пальцами левой руки. От сторожевого охранения доносится тревога. Александр поворачивается к Томасу. Шепчет Томасу. Томас гасит сигару, поднимается, ищет взглядом свой меч. Находит оный, застегивает перевязь для меча, заправляет оранжевое трико (правую штанину) в верхушку оранжевого сапога.


Еще от автора Дональд Бартельми
Современная американская новелла. 70—80-е годы

Современная американская новелла. 70—80-е годы: Сборник. Пер. с англ. / Составл. и предисл. А. Зверева. — М.: Радуга, 1989. — 560 с.Наряду с писателями, широко известными в нашей стране (Дж. Апдайк, Дж. Гарднер, У. Стайрон, У. Сароян и другие), в сборнике представлены молодые прозаики, заявившие о себе в последние десятилетия (Г. О’Брайен, Дж. Маккласки, Д. Сантьяго, Э. Битти, Э. Уокер и другие). Особое внимание уделено творчеству писателей, представляющих литературу национальных меньшинств страны. Затрагивая наиболее примечательные явления американской жизни 1970—80-х годов, для которой характерен острый кризис буржуазных ценностей и идеалов, новеллы сборника примечательны стремлением их авторов к точности социального анализа.


В музее Толстого

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Король

– Во мне так и не развился вкус к бомбежкам мирного населения, – сказал король. – Выглядит нарушением общественного договора. Мы обязаны вести войну, а народ – за нее расплачиваться.Советский Союз и Америка еще не вступили во Вторую мировую войну, поэтому защищать Европу от фашистских орд выпало на долю короля Артура и рыцарей Круглого Стола. Гвиневера изменяет супругу с Ланселотом, Эзра Паунд обвиняет всех в масонском заговоре, Черчилль роет подземную ставку, профсоюзы требуют денег, а Мордред замыслил измену.



Шестьдесят рассказов

Дональд Бартельми (1931–1989) — один из крупнейших (наряду с Пинчоном, Бартом и Данливи) представителей американской "школы черного юмора". Непревзойденный мастер короткой формы, Бартельми по-новому смотрит на процесс творчества, опровергая многие традиционные представления. Для этого, одного из итоговых сборников, самим автором в 1982 г. отобраны лучшие, на его взгляд, произведения за 20 лет.


Трудно быть хорошим

Сборник состоит из двух десятков рассказов, вышедших в 80-е годы, принадлежащих перу как известных мастеров, так и молодых авторов. Здесь читатель найдет произведения о становлении личности, о семейных проблемах, где через конкретное бытовое открываются ключевые проблемы существования, а также произведения, которые решены в манере притчи или гротеска.


Рекомендуем почитать
Четыре времени года украинской охоты

 Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...


Человеческая комедия. Вот пришел, вот ушел сам знаешь кто. Приключения Весли Джексона

Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.


Голландский воздухоплаватель

Гражданин города Роттердама Ганс Пфаль решил покинуть свой славный город. Оставив жене все деньги и обязательства перед кредиторами, он осуществил свое намерение и покинул не только город, но и Землю. Через пять лет на Землю был послан житель Луны с письмом от Пфааля. К сожалению, в письме он описал лишь свое путешествие, а за бесценные для науки подробности о Луне потребовал вознаграждения и прощения. Что же решат роттердамские ученые?..


Бочка амонтиллиадо

Обида не отомщена, если мстителя настигает расплата. Она не отомщена и в том случае, если обидчик не узнает, чья рука обрушила на него кару.Фортунато был известным ценителем вин, поэтому не заподозрил подвоха в приглашении своего друга попробовать амонтиллиадо, бочонок которого тот приобрел накануне...


Ассистент режиссера

Эта книга представляет собой собрание рассказов Набокова, написанных им по-английски с 1943 по 1951 год, после чего к этому жанру он уже не возвращался. В одном из писем, говоря о выходе сборника своих ранних рассказов в переводе на английский, он уподобил его остаткам изюма и печенья со дна коробки. Именно этими словами «со дна коробки» и решил воспользоваться переводчик, подбирая название для книги. Ее можно представить стоящей на книжной полке рядом с «Весной в Фиальте».


Немножко философии

«Зачем некоторые люди ропщут и жалуются на свою судьбу? Даже у гвоздей – и у тех счастье разное: на одном гвозде висит портрет генерала, а на другом – оборванный картуз… или обладатель оного…».