Мертвые всадники - [16]

—    Ахмед меня тоже звал. — сказал Кадырбай, — но я тоже боюсь. Он и этого не даст.

Тут все стали говорить о полевых работах, так как все были земледельцы и любили потолковать о земле.

—    Если посеять три танапа (полдесятины) пшеницы и хлопка,—говорил Кадырбай,—то во второй урожай можно посеять кукурузную паю (полову) \ и свезти в город. Тогда и заработок будет тоже.

Но кочегар улыбнулся и сказал:

—    Ахмед обещает дать омачь (деревянный плуг)  и семена, но можно ли работать у закятчи?!

—    Да, Ахмед очень жадный человек, — сказал Кадырбай.

—    Мой знакомый, который приехал из Бухары,—  продолжал кочегар! — говорит, что Ахмед был закятчи (сборщиком податей) и воровал, потому и уехал из Бухары.

Разговор продолжался бы дальше, но послышался заунывный рев гудка, и Кадырбай встал. Ему надо было итти в первую ночную смену.

Гости стали прощаться. Кадырбай погладил по голове жену, поцеловал Селима и вышел во двор. Холодный осенний дождь за два квартала промочил его ватный халат насквозь, а он спешил по кривым улицам туземного города, скользя и опираясь о дувала, потому что здесь ни зги не было видно. Надо было притти без опоздания ко второму гудку.

Когда Кадырбай шагнул в калитку завода, ночной сторож взял его за руку и повел в контору. Здесь было светло, как днем, и очень чисто, и Кадырбай с удовольствием огляделся вокруг, не замечая, что с него стекает вода, и он оставляет за собой на полу целые лужи. Потом он взглянул в сторону стола и вздрогнул. Около стола стоял бледный Ахмед, а по бокам стояли два красноармейца с саблями наголо. Какой-то военный в синем шлеме сидел за столом и писал. Он подозвал Кадырбая к столу и спросил:

—    Скажи, этот человек брал у тебя деньги или нет?

—    Он мне нашел работу. И кормил мою семью,— твердо сказал Кадырбай.

—    Ты дурак, — сказал русский, — ты сам кормил твою семью. Ты убежал от эмира, но теперь сам нашел себе нового эмира, которому отдаешь все деньги. Этот человек богатый, а ты бедный и работаешь для него. Мы не хотим, чтобы у нас были закятчи, как в Бухаре. Понял?

—    Закятчи очень плохие люди, — сказал Кадырбай. — Но в коране сказано, что богатство и бедность — в руке Аллаха...

Русский засмеялся, а Кадырбаю стало страшно. Он подумал, что в русском сидит шайтан. И стал смотреть на бледного Ахмеда. Русский что-то писал, а потом снова спросил Кадырбая:

—    Скажи, этот человек говорил тебе, чтобы ты работал у него на поле.

—    Да, он меня звал,—сказал Кадырбай, не понимая, почему Ахмед задрожал всем телом и стал отказываться.

—    А за какую часть ты должен был работать? — снова спросил русский.

—    За половину урожая...—сказал великодушный Кадырбай, чувствуя, как у него по спине пошел холод. Русский снова засмеялся, а Ахмед неподвижно уставился на него, как на змею, и молчал.

—    Ну, так вот что, — наконец, сказал русский Ахмеду. — Мы знаем, что ты закятчи бека Мугафара. И потому отправим тебя с красноармейцами к беку. Говорят, он хотел тебя видеть.

И Ахмед упал на колени.

—    А ты, дурачок,— сказал русский, поворачиваясь к Кадырбаю,— приходи завтра утром сюда и скажи всем, кто из Бухары, что когда завод закроется, так вам всем дадут работу, да, кроме того, завтра вам выдадут деньги.

Кадырбай поклонился и хотел уйти.

—    Да не кланяйся, никому не кланяйся, — сказал русский. И Кадырбай, почему-то покраснев, поспешил к двери. Он не понимал и боялся этих людей, 'которые смеялись над кораном и ругали эмира, хотя и чувствовал, что они относятся к нему очень хорошо. Кроме того, ему было жаль Ахмеда до слез. Теперь будет еще одна красная роза. И Кадырбай весь холодел при одной этой мысли.

6

„Красная роза“ закятчи

Кадырбай долго шел по заводу, пока достиг места своей работы. Здесь прессовались кипы. Электрические лампы тускло мерцали в облаках плавающего хлопка. В прессовальне не было никого, и вместе с Кадырбаем ввалилась новая смена. Все взяли лопаты и пошли к черной яме, которая была посреди прессовальни. По углам ямы подымались четыре балки, между которыми скользил огромный пресс. Он спускался из темной дыры в потолке. Яма была наполнена хлопком, но этого было мало. Всю последнюю неделю сверху подают хлопок с перерывами, потому что завод перерабатывает запасы последнего сбора. Вот из отверстия сверху повалила густая белая масса. Как белый сугроб, навалилась она на полную яму, и хлопья полетели по всей прессовальне, покрывая пушистым слоем весь пол. Рабочие с завязанным ртом сгребали деревянными лопатами хлопок в одну кучу, а потом кто-то из них прошел к двери и потянул за веревку. Это был сигнал, и сверху между балками беззвучно скользнул огромный

пресс прямо на груду хлопка, а от него задрожал весь пол. Внизу под полом стала лязгать какая-то машина, обвязывая кипу толстой проволокой. Пресс ушел вверх и скрылся в темноте, а в углу ямы белела кипа. Она сама вывалилась в боковую дыру и медленно поехала с четвертого этажа вниз, во двор по деревянной дорожке.

Яма опустела, но снова повалил хлопок сверху. Яма вновь наполнилась хлопком так, что краев не было видно, — они сровнялись с полом прессовальни. Рабочие бродили, еле видя друг друга из-за плавающих волокон хлопка, и усаживались, где попало, чтобы передохнуть.