Мертвые львы - [94]

Она снова вздрогнула. Ее спутник с удивлением взглянул на нее.

Земля превратилась в воспоминание. Келли Троппер была в своей стихии, в яркой синеве, бок о бок с собратом по оружию.

Лишь они вдвоем. И их зажигательный груз.

15

Близился полдень; небо над центральным Лондоном омрачали лишь редкие облачка, будто еле ощутимые угрызения совести. Было ясно, что сегодняшний день оправдает посулы синоптиков и станет самым жарким в году. О чем, без сомнения, упомянут все вечерние газеты.

Орава демонстрантов направлялась на восток. Впрочем, оравой ее объявили другие. Но она двигалась решительно и орала, что, в общем-то, и определяет ораву, пусть даже неплохо организованную; колонна, направляемая полицейскими, но выстроившаяся по своим законам, отчаянно заявляла собравшимся съемочным группам, что представляет собой спонтанный взрыв общественного гнева, а не циничную манипуляцию страхами широкой публики. Возглавляли колонну громогласные типы, которые размахивали плакатами и шествовали под барабанный бой; на плакатах виднелись надписи «ОСТАНОВИТЕ СИТИ», «КРУШИТЕ БАНКИ» и «ПРЕКРАТИТЕ СОКРАЩЕНИЯ» и карикатуры: жирные коты в цилиндрах, прикуривающие толстые сигары от пятидесятифунтовых банкнот. Над головами демонстрантов покачивались чучела из тряпок и папье-маше, будто выискивали ноябрьские костры в неурочное время года; рожи чучел, наряженных в котелки и костюмы в тонкую полоску, выражали неуемную алчность. Сопровождающие с мегафонами то и дело выкрикивали какие-то распоряжения, а по краям колонны сновали типы в спецовках, призывая покупать газету «Социалистический рабочий». Восторженных юнцов в модных летних прикидах среди демонстрантов было раз в шесть больше, чем панков с дредлоками и безопасными булавками. В целом толпа была радужной коалицией рассерженных, которые скандировали все больше и больше по мере продвижения колонны.

Группа в середине колонны была поспокойнее; здесь демонстранты несли плакаты, написанные от руки и полные интертекстуальных культурных аллюзий: «НЕ ДОПУСТИМ НИЧЕГО ПОДОБНОГО!»[34] и «ТРАТИТЬ ДЕНЬГИ НА БАНКИРОВ – НЕТ, СПАСИБО!». В толпе прыгали и плясали дети с лицами, раскрашенными аниматорами в Гайд-парке: оживленные розовые и зеленые мордашки, кошечки, ведьмочки, собачки, волшебники… Всех переполняло веселье. Дети со смехом носились среди взрослых и приставали к конным полицейским с просьбами прокатить их на лошадке, а родители ностальгически радовались возможности вновь выразить общественный протест. Время от времени звучали шутливые выкрики: «Мэгги! Мэгги! Мэгги! Долой! Долой! Долой!»[35], будто лишний раз подчеркивая, что демонстрация была в некотором роде путешествием во времени. Здесь даже пели хором, правда не без смущения; в основном песни Боба Марли – «One Love», «Exodus» и даже истерзанную версию «Redemption Song»[36]. Когда над демонстрантами пролетел вертолет, эта часть колонны разразилась приветственными выкриками, хотя никто не знал почему.

И наконец, в арьергарде тянулись примкнувшие, те, кто не стремился бороться за идею, те, кто считал демонстрацию не поводом выразить общественное порицание, а возможностью прогуляться по Лондону, свободному от уличного движения. Тут радостно махали телеоператорам, позировали для туристов, перекидывались шуточками с полицейскими кордонами и в общем посылали миру воздушные поцелуйчики, но среди них, как и среди остальных демонстрантов по всей колонне, маршировали анархисты, с масками в карманах и ненавистью в сердцах, потому что банки – это зло, все банкиры – себялюбивые сволочи и ни один из этих проклятых кровососов, притягивающих деньги, не изменит своего гнусного поведения, увидев законопослушных граждан, соблюдающих порядок при проведении митинга протеста. Нет, для этого необходимо битое стекло, и сегодня его будет много.

Правда, даже анархисты пока не догадывались, как много.

Колонна демонстрантов двинулась по Оксфорд-стрит, к Хай-Холборну.

– Здравствуйте, мистер Пашкин.

– Здравствуйте, мистер Уэбб.

– Зовите меня Джим. Добро пожаловать в «Иглу».

Оба предложения были бессмысленными пустышками: во-первых, Паука Уэбба никто не называл Джимом, а во-вторых, Пашкин уже приезжал в «Иглу». Впрочем, это прошло незамеченным. Пашкин опустил портфель на пол и обеими руками пожал правую руку Уэбба, который почему-то готовился к медвежьим объятьям, а вместо этого получил крепкое гражданское рукопожатие.

– Чем вас угощать? Не желаете ли кофе? Свежую выпечку?

Из кухни веяло ароматами и того и другого.

– Нет, спасибо. – Пашкин огляделся, словно бы ретроспективно подтверждая предыдущую реплику Уэбба, и произнес: – Великолепно. Просто изумительно.

Уэбб окинул взглядом остальных – Луизу Гай, Маркуса Лонгриджа и двоих русских – и махнул рукой в сторону кухни:

– Прошу вас, угощайтесь. Кофе или еще что-нибудь?

Желающих не оказалось.

На подземной парковке Маркус и Луиза удостоверились, что ни у Кирилла, ни у Петра нет при себе оружия, и в ответ позволили себя обыскать. Затем Маркус проверил Аркадия Пашкина, а потом указал на портфель:

– Вы не возражаете?

– К сожалению, возражаю, – невозмутимо ответил Пашкин. – Там документы… сами понимаете.