Мертвые львы - [43]

А сейчас она игнорировала его приближение и, даже когда он сел рядом, не удостоила вниманием. Он заметил, что с их прошлой встречи волосы у нее отросли и вроде бы закудрявились, хотя, возможно, это просто парикмахерское искусство. На Диане был темный плащ, в тон колготкам. Наконец она соизволила заговорить:

– Если эта скамья испачкает мне плащ, я пошлю тебе счет из химчистки.

– В химчистке чистят плащи?

– В химчистке чистят плащи, в стоматологической клинике лечат зубы, в парикмахерской моют голову и стригут. Я понимаю, тебе все это в новинку.

– В последнее время я очень занят. Возможно, перестал следить за собой.

– Да, заметно. – Она повернулась к нему. – Зачем ты ходил к Николаю Катинскому?

– Ух ты, значит, не один я чем-то занят.

– Если кто-то пристает к бывшим клиентам, они, как правило, сообщают об этом куда следует. А мне сейчас и без этого хватает проблем.

– А, ты имеешь в виду внутренние разборки.

– Я имею в виду не лезь не в свое дело. Зачем он тебе понадобился?

– А что он тебе наговорил?

– Что-то про допрос, – сказала Диана Тавернер. – Якобы ты хотел еще раз услышать, какую информацию он выложил дантистам.

Лэм хмыкнул.

– Так что тебе от него было нужно?

– Я хотел еще раз услышать, какую информацию он выложил дантистам, – сказал Лэм.

– А видеозапись ты не мог посмотреть?

– Это не то же самое. – Воспоминания о недавнем приступе кашля обосновались в укромном уголке разума, так что казалось, будто это случилось с кем-то другим, поэтому Лэм закурил очередную сигарету, а потом запоздало ткнул пачкой в сторону Тавернер, которая помотала головой. – Вдобавок есть шанс, что он вспомнит что-нибудь еще. Или вспомнит по-другому.

– Джексон, что ты задумал?

Он невинно взмахнул рукой: мол, кто – я? Даже говорить ничего не пришлось, он просто повел сигаретой.

– Катинский – мелкая рыбешка, – сказала Тавернер. – Шифровальщик, никаких полезных сведений у него не было. Другие были информированы много лучше. Мы его оставили лишь на случай обмена. Он тебя действительно заинтересовал?

– Значит, ты ознакомилась с его досье.

– Когда мне сказали, что ты трясешь никчемных людишек из темных времен, само собой разумеется, что я ознакомилась с его досье. Это потому, что он упомянул Александра Попова? Ради бога, Джексон, неужели тебе так скучно, что ты решил раскопать древние легенды? Какую бы там операцию ни задумывал московский Центр в те времена, сейчас от нее столько же толку, как от магнитофонной кассеты. Мы выиграли войну, а теперь успешно проигрываем следующую, нам некогда устраивать повторные сражения. Возвращайся к себе в Слау-башню и благодари Бога, что ты больше не под прицелом.

– В отличие от тебя?

– Думаешь, легко быть заместителем главы Конторы? Ну да, это не жизнь за Берлинской стеной. Но попробуй делать мою работу, когда тебе свяжут руки, и ты поймешь, что такое стресс. Это я тебе обещаю.

Она пристально посмотрела на него, подчеркивая серьезность своего заявления, но он без особого труда выдержал ее взгляд и не озаботился скрыть улыбку, прорезавшуюся на губах. Лэм, хорошо знакомый и с оперативной, и с административной работой, точно знал, какая из них заставляет тебя вздрагивать при малейшем шорохе в ночи. И еще никогда не встречал пиджачника, который не считал бы себя самураем.

Тавернер отвела взгляд. На противоположном берегу пара бегунов расступилась, давая пройти женщине с коляской. Только когда бегуны скрылись из виду, а женщина с коляской подошла к мостику, Тавернер продолжила:

– Тирни на тропе войны.

– Это ее служебная обязанность, – сказал Лэм. – Если она перестанет махать шашкой, то соседи по коридору подумают, что она не справляется.

– Может, и не справляется.

Лэм запустил пухлую пятерню в волосы, которые не мешало бы помыть.

– Надеюсь, ты не станешь излагать мне политические мотивы. Потому что, подчеркиваю, мне абсолютно пофигу, кто кого подсиживает в Риджентс-Парке.

Но Тавернер хотела выговориться, а потому не останавливалась:

– Леонард Брэдли был не только ее наставником, но и ее кротом в Вестминстере. А сейчас соседи по коридору, как ты изволил выразиться, не желают ее поддерживать, вот она и нервничает, ты же ее знаешь. Не хочет, чтобы кто-то раскачивал шлюпку или дергал за ниточки. Она хочет, чтобы ничего не происходило, ни хорошего, ни плохого. Вообще ничего. Даже если ей доставят голову очередного Бен Ладена на блюде, она поинтересуется, откуда взялось блюдо и не отнесли ли его в счет представительских расходов.

– А, ну тогда ей это понравится.

– Что?

– Я планирую операцию.

Тавернер ждала окончания шутки.

– Это ты так впечатлилась?

– Нет, это я не верю своим ушам. Ты вообще слышал, что я тебе сказала?

– Не-а. Я просто ждал, пока ты замолчишь. – Он швырнул окурок в воду, и к нему подплыла утка, расследовать. – Попов – выдумка, Катинский – мелкая рыбешка, а Дикки Боу был бегунком в стародавние времена. А сейчас он труп. И в его мобильном телефоне осталось неотправленное сообщение. Одно-единственное слово. «Цикады». То же самое слово, которое услышал Катинский, когда в его присутствии упомянули об операции, замышляемой несуществующим Александром Поповом. А теперь скажи мне, что это не стоит проверки.