Мерсье и Камье - [13]

Шрифт
Интервал

— Похоже, нету больше ни кузнечика, — сказал Мерсье. — Для управляющего у вас странная манера управлять. Что вы сделали со своими зубами? Вы это называете gemuetlich?

Управляющий принял задумчивый вид. Он не любил скандалов. Концы его свисающих серых усов вот-вот, казалось, соприкоснутся. Бармен пристально за ним следил. Мерсье поразили редкие, словно у младенца, серые пряди, зачесанные с жалким кокетством с затылка на лоб через макушку. М-р Голл никогда не являлся ему таким, но только бодрым, и улыбающимся, и сияющим.

— Хорошо, — сказал Мерсье, — довольно об этом, такая нехватка объяснима, в конце концов.

— Не найдется ли у вас комнаты, — сказал Камье, — где мой друг мог бы несколько минут отдохнуть? Он падает от усталости. Камье наклонился к управляющему и зашептал ему на ухо.

— Его мать? — сказал управляющий.

— Это вы о моей матери? — сказал Мерсье. — Она умерла, состряпав меня, сука. Предпочла умереть, только бы не встречаться со мной глазами. Что все это значит? — сказал он Камье. — У тебя нет уважения к моей семье?

— Я мог бы устроить комнату, — сказал управляющий, — но, конечно.

— Несколько минут отдыха, — сказал Камье, — он валится с ног.

— Давай, герой ночных кошмаров, — сказал Мерсье, — ты не можешь отказать мне в этом.

— Конечно, платить как за полные сутки, — сказал управляющий.

— В верхнем этаже и самую дальнюю, — сказал Мерсье, — чтобы я смог при случае спокойно выброситься из окна.

— Вы за него отвечаете? — сказал управляющий.

— Полностью, — сказал Камье.

— Патрик! — закричал управляющий. — Где Патрик? — сказал он бармену.

— Болен, — сказал бармен.

— То есть как это болен? — сказал управляющий. — Я его видел вчера вечером. Я даже думал, что видел его прямо сейчас.

— Болен, — сказал бармен. — Говорят, надежды нет. Быстро слабеет.

— Какая досада, — сказал управляющий. — Что с ним такое?

— Не знаю, — сказал бармен.

— А почему меня не поставили в известность? — сказал управляющий.

— Должно быть, мы думали, что вы уже знаете, — сказал бармен.

— И кто говорит, что это серьезно? — сказал управляющий.

— Слухи такие ходят, — сказал бармен.

— И где он? — сказал управляющий. — Дома или.

— Сифон у твоего Патрика! — закричал Мерсье. — Ты прикончить меня желаешь?

— Проводи джентльменов наверх, — сказал управляющий, — прими заказ и сразу назад.

— Шестой? — сказал бармен.

— Или седьмой, — сказал управляющий. — Какой джентльмены пожелают.

Он смотрел, как они уходят. Он налил себе стакан и выпил его залпом.

— А, м-р Грэйвс, — сказал он, — выпьете что-нибудь[24]?

— Милая парочка, — сказал м-р Грэйвс.

— О, это ничего, — сказал управляющий, — я к такому привык.

— И где же, позвольте узнать, вы к такому привыкли? — сказал м-р Грэйвс густым басом начинающего сельского патриарха. — Клянусь, не у нас.

— Где привык? — сказал управляющий. Он закрыл глаза, чтобы отчетливее увидеть то, что, вопреки всему, до сих пор еще было ему немного дорого. У моих хозяев, — сказал он.

— Рад слышать это от вас, — сказал м-р Грэйвс. — Желаю вам всего наилучшего.

Управляющий ответил тем же.

Его усталый взгляд блуждал по залу, где почтенная деревенщина уже готовилась расходиться. М-р Грэйвс подал знак, и они не замедлят последовать столь значительному примеру.

Вернулся бармен.

М-р Гаст[25] ответил не сразу, сосредоточенный на том, как все это исчезало, уступая в его открытых глазах место маленькой серой средневековой площади, где безмолвные тени, закутанные до самых глаз, медленно и тяжело брели в глубоком снегу.

— Они взяли оба, — сказал бармен.

М-р Гаст повернулся к нему.

— Они взяли оба, — сказал бармен.

М-р Гаст повернулся к нему.

— Расплатились? — сказал м-р Гаст.

Да, — сказал бармен.

— Остальное значения не имеет, — сказал м-р Гаст.

— Мне совсем не нравится их вид, — сказал бармен, — особенно длинный шланг с бородой. Против маленького толстого я бы ничего не имел.

— Это не твое дело, — сказал м-р Гаст.

Он отошел и встал в дверях, чтобы вежливо прощаться со своими посетителями, чей уход, в полном составе, был уже очевидно близок. Большинство их забиралось в старенькие, на высокой подвеске форды, некоторые разбредались по деревне в поисках каких-нибудь сделок. Другие еще толпились, толкуя, под дождем, который, казалось, не беспокоил их вовсе. Возможно, кто знает, им было настолько приятно, из соображений профессиональных, видеть — идет дождь, что и ощущать было приятно — идет дождь и промочил их насквозь. Скоро каждый отправится своим путем, они рассеются по грязным проселкам, уже сумрачным в последних лучах скупого дня. Каждый спешит в свое маленькое царство, к своей заждавшейся жене, своей скотине в уютном стойле, своим собакам, прислушивающимся, не идет ли их повелитель.

М-р Гаст вернулся в зал.

— Ты их обслужил? — сказал он.

— Да, — сказал бармен.

— Они больше ничего не сказали? — сказал м-р Гаст.

— Только не беспокоить, — сказал бармен.

— Где Патрик? — сказал м-р Гаст. — Дома или в больнице?

— Думаю, дома, — сказал бармен, — но ручаться не могу.

— Ты слишком многого не знаешь, — сказал м-р Гаст.

— Я сосредоточен на своей работе, — сказал бармен. Он не сводил с м-ра Гаста глаз. На моих обязанностях и правах, — сказал он.


Еще от автора Сэмюэль Беккет
В ожидании Годо

Пьеса написана по-французски между октябрем 1948 и январем 1949 года. Впервые поставлена в театре "Вавилон" в Париже 3 января 1953 года (сокращенная версия транслировалась по радио 17 февраля 1952 года). По словам самого Беккета, он начал писать «В ожидании Годо» для того, чтобы отвлечься от прозы, которая ему, по его мнению, тогда перестала удаваться.Примечание переводчика. Во время моей работы с французской труппой, которая представляла эту пьесу, выяснилось, что единственный вариант перевода, некогда опубликованный в журнале «Иностранная Литература», не подходил для подстрочного/синхронного перевода, так как в нем в значительной мере был утерян ритм оригинального текста.


Первая любовь

В сборник франкоязычной прозы нобелевского лауреата Сэмюэля Беккета (1906–1989) вошли произведения, созданные на протяжении тридцати с лишним лет. На пасмурном небосводе беккетовской прозы вспыхивают кометы парадоксов и горького юмора. Еще в тридцатые годы писатель, восхищавшийся Бетховеном, задался вопросом, возможно ли прорвать словесную ткань подобно «звуковой ткани Седьмой симфонии, разрываемой огромными паузами», так чтобы «на странице за страницей мы видели лишь ниточки звуков, протянутые в головокружительной вышине и соединяющие бездны молчания».


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые дни

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Счастливые деньки

Пьеса ирландца Сэмюэла Беккета «Счастливые дни» написана в 1961 году и справедливо считается одним из знамен абсурдизма. В ее основе — монолог не слишком молодой женщины о бессмысленности человеческой жизни, а единственная, но очень серьезная особенность «мизансцены» заключается в том, что сначала героиня по имени Винни засыпана в песок по пояс, а потом — почти с головой.


Моллой

Вошедший в сокровищницу мировой литературы роман «Моллой» (1951) принадлежит перу одного из самых знаменитых литераторов XX века, ирландского писателя, пишущего по-французски лауреата Нобелевской премии. Раздавленный судьбой герой Сэмюэля Беккета не бунтует и никого не винит. Этот слабоумный калека с яростным нетерпением ждет смерти как спасения, как избавления от страданий, чтобы в небытии спрятаться от ужасов жизни. И когда отчаяние кажется безграничным, выясняется, что и сострадание не имеет границ.


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.