Мэрилин Монро. Психоанализ ослепительной блондинки - [88]

Шрифт
Интервал

И к моему удивлению, я исполнила «С днем рождения» страстно, суперсексуально, как никто никогда не делал этого раньше, так же, как когда я репетировала, только еще сексуальнее.

Зрители кричали и визжали так громко, что я не уверена, слышал ли кто-нибудь слова, которые я так долго разучивала. Больше всего это было похоже на массовое обольщение. Джек сидел в трех с половиной метрах от меня. Я посмотрела ему в лицо, и он сделался пунцовым, но никто, даже президент Соединенных Штатов, не мог ничего поделать со мной. Все, что ему оставалось, это притвориться счастливым от всего происходящего, и он сказал свои знаменитые слова:

— Теперь, после того как мне спели «С днем рождения» таким очаровательным и благотворным образом, я могу уйти из политики.

Я скажу еще кое-что о Джеке Кеннеди: он прекрасно владеет собой. Я впервые была хозяйкой положения, и ему это очень не понравилось. Я осуществила свою месть, и это было поистине великолепно.

Удовольствие, однако, длилось недолго. После концерта меня пригласили на небольшую вечеринку в Верхнем Ист-Сайде, в таунхаус Матильды и Артура Крим, президента голливудской киностудии «Юнайтед артисте». Джек, Бобби и я — все мы были там. Сопровождал меня Изадор Миллер, отец Артура. Я подвела его к президенту и сказала:

— Мистер президент, я хочу представить вам моего бывшего свекра, Изадора Миллера.

Джек ответил:

— Хммммм. — И отвернулся от нас.

Это был самый холодный прием в моей жизни. Могло показаться, что мы были двумя незнакомцами, встретившимися впервые. Мне хотелось крикнуть:

— Что с тобой, Джек? Ты забыл те прекрасные мгновения, которые мы делили с тобой в постели?

Я окликнула его:

— Одно мгновение, мистер президент. У меня небольшой подарок для вас. — И вручила ему пакет. «Маленький подарок»? Это были часы «Ролекс» «Президент», из восемнадцатикаратового золота с выгравированными на задней крышке словами: «Джеку, с любовью, как всегда, от Мэрилин, 19 мая 1962». Они стоили мне пять тысяч долларов: больше, чем моя зарплата за месяц. Я купила для него эти часы еще до того, как он меня бросил, но решила все равно подарить их ему.

Мне кажется, что у меня все еще теплилась призрачная тень надежды, что такой красивый и дорогой подарок поможет мне вернуть его. Он передал их своему сопровождающему, пробормотав что-то вроде:

— Сделай с этим что-нибудь.

Пять тысяч баксов, а я не получила даже благодарности! Какой грубый человек наш президент!

Более важным, чем часы, было стихотворение, которое я написала ему и вложила внутрь коробки. В нем говорилось:

Позволь тому, кто любит, вновь дышать,
Вновь музыке звучать, цветам благоухать.
Позволь вновь страсти сердце обжигать,
Мир наслаждению и счастью наполнять.
Позволь вновь солнцу в небе пламенеть,
Позволь мне вновь любить
Иль дай мне умереть!

Это было мое отчаянное послание Джеку, в котором я признаюсь ему, что без его любви не хочу жить. И это правда. Но Джеку, казалось, не было до этого никакого дела. На самом деле любопытно, прочитал ли он его вообще.

Я высадила Изадора Миллера около его дома и вернулась в свою квартиру, где меня ждал мой массажист Ральф Робертс, чтобы сделать расслабляющий массаж, который должен был помочь мне заснуть. Но и это не помогло. Я была слишком расстроена, и даже его золотые руки не совершили чуда.

В моей голове звучали строки из Макбета «Макбет сон прогнал. Он больше не заснет». Только у меня они изменились: «Джон сон прогнал. И Мэрилин не может больше спать». После того как Ральф ушел, я рыдала до рассвета, а потом проспала час или два, то и дело просыпаясь, прежде чем моя горничная Лена вошла с вареным яйцом и тостом.

Мой отец отверг меня до моего рождения. Нам с вами хорошо известно, что разрыв с Джеком — лишь чудовищное повторение моей первой, самой ужасной потери. Истина заключается в том, что я не вижу смысла в существовании без Джека так же, как раньше не хотела жить без своего отца. Так что, возможно, мне лучше исчезнуть. Это единственный способ, который я знаю, чтобы сделать счастливыми и Джека, и моего отца.

Любовь без надежды — это самое печальное в мире.

Люблю,

Мэрилин.

21 мая 1962 г
(С извинениями к моему другу, Роберту Фросту)
В туманном лесу, на развилке пути,
Стояла, задумавшись, — выбор нелегкий,
Как мне решиться и дальше пойти,
Продолжить в сомненьях свой путь одинокий.
В лесу, на развилке пустынных дорог:
одна ведет к смерти и к жизни — другая,
я выбрала ту, что манила вперед,
От боли и горестей вдаль убегая.

Уважаемая Психоаналитик,

Как видите по моим стихам, я проснулась в сомнениях, принять мне гору таблеток сейчас или подождать еще немного. Потом я вспомнила забавную историю, прочитанную когда-то, об Аврааме Линкольне, которым я всегда восхищалась. Он, подобно мне, страдал от депрессии большую часть своей жизни. В какой-то момент ему показалось, что не существует никаких веских оснований, чтобы продолжать свое бренное существование, и решил покончить жизнь самоубийством. Не известно почему, но он этого не сделал, а шесть месяцев спустя его избрали президентом Соединенных Штатов Америки.

Есть ли в этой историй назидание для меня? Не по этой ли причине я всегда была влюблена в Авраама Линкольна и когда-то держала его фотографию в прикроватной тумбочке, чтобы иметь пример для подражания в трудные моменты моей жизни? Может ли моя жизнь измениться подобным образом в лучшую сторону? Существует ли еще возможность, что Джек поймет, как плохо обошелся со мной, и возобновит наш роман?


Рекомендуем почитать
Стойкость

Автор этой книги, Д. В. Павлов, 30 лет находился на постах наркома и министра торговли СССР и РСФСР, министра пищевой промышленности СССР, а в годы Отечественной войны был начальником Главного управления продовольственного снабжения Красной Армии. В книге повествуется о многих важных событиях из истории нашей страны, очевидцем и участником которых был автор, о героических днях блокады Ленинграда, о сложностях решения экономических проблем в мирные и военные годы. В книге много ярких эпизодов, интересных рассказов о видных деятелях партии и государства, ученых, общественных деятелях.


Решения. Моя жизнь в политике [без иллюстраций]

Мемуары Герхарда Шрёдера стоит прочесть, и прочесть внимательно. Это не скрупулезная хроника событий — хронологический порядок глав сознательно нарушен. Но это и не развернутая автобиография — Шрёдер очень скуп в деталях, относящихся к своему возмужанию, ограничиваясь самым необходимым, хотя автобиографические заметки парня из бедной рабочей семьи в провинциальном городке, делавшего себя упорным трудом и доросшего до вершины политической карьеры, можно было бы читать как неореалистический роман. Шрёдер — и прагматик, и идеалист.


Дебюсси

Непокорный вольнодумец, презревший легкий путь к успеху, Клод Дебюсси на протяжении всей жизни (1862–1918) подвергался самой жесткой критике. Композитор постоянно искал новые гармонии и ритмы, стремился посредством музыки выразить ощущения и образы. Большой почитатель импрессионистов, он черпал вдохновение в искусстве и литературе, кроме того, его не оставляла равнодушным восточная и испанская музыка. В своих произведениях он сумел освободиться от романтической традиции и влияния музыкального наследия Вагнера, произвел революционный переворот во французской музыке и занял особое место среди французских композиторов.


Еретичка, ставшая святой. Две жизни Жанны д’Арк

Монография посвящена одной из ключевых фигур во французской национальной истории, а также в истории западноевропейского Средневековья в целом — Жанне д’Арк. Впервые в мировой историографии речь идет об изучении становления мифа о святой Орлеанской Деве на протяжении почти пяти веков: с момента ее появления на исторической сцене в 1429 г. вплоть до рубежа XIX–XX вв. Исследование процесса превращения Жанны д’Арк в национальную святую, сочетавшего в себе ее «реальную» и мифологизированную истории, призвано раскрыть как особенности политической культуры Западной Европы конца Средневековья и Нового времени, так и становление понятия святости в XV–XIX вв. Работа основана на большом корпусе источников: материалах судебных процессов, трактатах теологов и юристов, хрониках XV в.


«Еврейское слово»: колонки

Скрижали Завета сообщают о многом. Не сообщают о том, что Исайя Берлин в Фонтанном дому имел беседу с Анной Андреевной. Также не сообщают: Сэлинджер был аутистом. Нам бы так – «прочь этот мир». И башмаком о трибуну Никита Сергеевич стукал не напрасно – ведь душа болит. Вот и дошли до главного – болит душа. Болеет, следовательно, вырастает душа. Не сказать метастазами, но через Еврейское слово, сказанное Найманом, питерским евреем, московским выкрестом, космополитом, чем не Скрижали этого времени. Иных не написано.


Фернандель. Мастера зарубежного киноискусства

Для фронтисписа использован дружеский шарж художника В. Корячкина. Автор выражает благодарность И. Н. Янушевской, без помощи которой не было бы этой книги.


Фаина Раневская. Психоанализ эпатажной домомучительницы

Фаина Раневская — сплошное противоречие. Беспардонное хамство и нежная беспомощность души, умение обзаводиться врагами на каждом шагу и находить удивительных и верных друзей, необразованность с одной стороны и мощный интеллект — с другой, умение делать карьеру и регулярное сиденье без ролей. И — одиночество… О Раневской много злословили — ей ставил диагноз «психопатка» еще при жизни, ее обвиняли в аморальных связях, ее откровенно боялись! Представьте, что Фаина Раневская входит в кабинет психотерапевта, устраивается на кушетке и начинает говорить.


Лев Толстой. Психоанализ гениального женоненавистника

Когда промозглым вечером 31 октября 1910 года старшего врача железнодорожной амбулатории на станции Астапово срочно вызвали к пациенту, он и не подозревал. чем обернется эта встреча. В доме начальника станции умирал великий русский писатель, философ и одновременно – отлученный от церкви еретик, Лев Николаевич Толстой. Именно станционному доктору, недоучившемуся психиатру предстояло стать «исповедником» гения, разобраться в противоречиях его жизни, творчества и внутрисемейных отношений, а также вынести свое медицинское суждение, поставив диагноз: аффект-эпилепсия.


Анна Ахматова. Психоанализ монахини и блудницы

Звонок в четыре утра не предвещает ничего хорошего. Особенно если на дворе 1946 год, вы психиатр, а голос в трубке поручает определить, склонна ли к самоубийству опальная поэтесса Анна Ахматова…Теперь у Татьяны Никитиной есть всего несколько дней, чтобы вынести вердикт, а заодно и понять, что будет, если ее диагноз окажется не таким, какого от нее ждут.