— Сколько стоит вот это? — небрежно, пытаясь скрыть всякую заинтересованность, спросил я, указав на кофе.
— Все по весу, — ответил коммивояжер, правильно оценив мой горящий взгляд, — унция специй за унцию золота.
Я взял кофе, повертел в руках измятый шелестящий пакетик, и, обнаружив на нем надпись «100 грамм», отдал три унции. Это было безумно дорого, но могу я позволить себе роскошь выпить чашечку земной арабики в собственный трехвековой юбилей?
— Было приятно иметь дело с коллегой, — заключил, улыбнувшись, пеший купец и спрятал мешочки с золотом в одном из десятков карманов своей куртки.
Пожелав хорошей торговли, коммивояжер подмигнул, пожал руку, и, разбудив спящий над дверью колокольчик, вышел прочь.
Закрыв глаза и откинувшись на высокую спинку кресла-качалки, я сидел с чашкой дымящегося кофе в руках и думал о вечности. Она играет в странные игры: за сотни лет в моей памяти стерлись почти все воспоминания о многочисленных путешествиях по разным мирам, остались только Земля, детство, университет в маленьком провинциальном городке, первая девчонка, да бескрайние зеленые леса.
Господи, как я хочу увидеть лес! Хочу побродить по мягкой траве, упасть на теплую землю и глядеть на белые облака в чистом голубом небе, придумывая, на что похожи их очертания. Хочу искупаться в океане. Хочу проснуться в маленьком деревянном домике от пения прилетевших весной птиц. Я хочу домой...
— Хозяин, можно войти?
Я открыл глаза. В дверях стоял молодой симпатичный парень в ярко-зеленой футболке и голубых джинсах, за спиной у него был небольшой черный рюкзак, а на ногах черные же кроссовки.
— Заходи, — ответил я, не сразу осознав, что заговорил по-русски, — ты с Земли?
— Ага, с нее самой, — ответил он, бросил рюкзак на пол и привалился спиной к стеклу.
Мое сердце учащенно забилось, интуиция не нашептывала даже, а кричала в полный голос, что у меня появился шанс.
— Ты, как я вижу и слышу, не только землянин, но еще и земляк, — я улыбнулся во все тридцать два зуба и протянул руку. — Меня зовут Андрей, за знакомство выпить не желаешь?
— Легко, мое имя — Антон, — он крепко пожал мою ладонь, затем расстегнул рюкзак и вытащил глиняный, запечатанный сургучом кувшин, — у тебя штопора не найдется?
— Сейчас отыщется! — с готовностью ответил я, осознавая, что вместо милого сердцу и желудку шираза придется пить инопланетную брагу, которую и вином-то назвать можно лишь с изрядной долей фантазии.
Я закрыл лавку, опустил жалюзи на окнах и провел гостя внутрь моего скромного холостяцкого жилища. В углу на террасе стояли деревянный столик и два стула. Я смахнул накопившуюся за много лет пыль и поставил бокалы на стол.
— Как здесь красиво! — восторженно молвил Антон, стоя у каменной ограды и любуясь черным обсидианом гор на другой стороне пропасти. — По Земле, наверное, не скучаешь?
— Скучал лишь первую сотню лет.
— А сколько же их, сотен, уже миновало? — поинтересовался Антон, обернулся ко мне, и облокотившись о каменный парапет, начал внимательно меня рассматривать, надеясь, видимо, отыскать ответ или признаки старения.
— Сегодня мне исполнилось ровно триста лет, — ответил я и грустно посмотрел в его удивленные серые глаза, — оказался здесь в двадцать семь и с тех пор не покидал лавки.
— Значит, менялы и впрямь бессмертны...
Антон взъерошил копну выгоревших русых волос и подошел к столу. Он сел напротив, взял штопор и начал аккуратно вкручивать его в залитую сургучом пробку.
— Мне двадцать, а я уже три года как перекати-поле по мирам шатаюсь. Устал как собака! — сказал он, кряхтя от напряжения, и вытащил пробку с булькающим звуком.
— Знакомое ощущение, — усмехнулся я и вдохнул аромат, разливаемого по бокалам вина.
Оно оказалось лучше, чем я ожидал. Мы выпили за знакомство, за родителей, за Землю, потом арруканское закончилось, и я принес бутылочку аркарского, затем еще пару...
— Скажи, а как ты стал менялой, как купил вечную жизнь? — Антон икнул и вопросительно на меня посмотрел.
— Не купил, а обменял, — выпитое вино развязало мне язык, и я говорил то, о чем следовало молчать. — Я покинул Землю в двухтысячном.
— Черт! Я тоже ушел в двухтысячном. И рассказать друг другу нечего, — он помолчал. — Парадоксы времени. А учился где?
— В Ростове.
— А я в Москве, — он хлопнул ладонями по теплому дереву и уточнил, — а здесь торчишь почти три столетия? Так что же ты отдал взамен вечной жизни? Что может быть ценнее бессмертия?
— Свобода! — я с грустью взглянул на мальчишку. — Я отдал свою свободу. Ведь я — раб вечности. Я не могу путешествовать между мирами, не могу даже выйти из лавки, не передав эстафету другому меняле...
— А ты можешь передать эстафету мне? — с надеждой спросил Антон и потер указательными пальцами виски. — Мне не нужна свобода, я устал от блужданий и хочу спокойствия. К тому же, я слышал, что у менял припасено немало золотишка...
— Могу, — я не на шутку разволновался и с трудом скрывал предательскую дрожь в пальцах. — Но ты должен знать о самой страшной цене бессмертия — одиночестве.
— А что мне мешает жить с девчонкой, которую я люблю? — Антон непонимающе улыбнулся. — Я оставлю здесь ту первую, что понравится, а потом следующую...
