Сознание вернулось к Максиму яркой болезненной вспышкой. Он лежал на спине с закрытыми глазами, ощущая тошноту и слабость во всем теле. Из зарешеченного прямоугольника окна били потоки слепящего света. Ему казалось, что белые протуберанцы жалили даже сквозь закрытые веки. Боль двумя огненными потоками текла по зрительным нервам в основание черепа и образовывала там тугой узел, который ритмично пульсировал в такт медленно бьющемуся сердцу. С каждым ударом рассудок прояснялся все больше, и темное вселенское ничто заполнялось рваными фрагментами мыслей и образов. Он попытался сложить разрушенный паззл своего разума, но ничего не вышло: даже собственное имя осталось где-то на периферии вязкого густого тумана, бывшего когда-то его памятью.
Туман! И отдающий кислым запах разложения и тлена! Он вспомнил, как возвращался домой вчерашним вечером в изрядном подпитии, кляня вечно жгущих мусор соседей.
Максим открыл глаза. Черно-белое, залитое ярким светом изображение качнулось, накренилось сначала вправо, затем влево, и, наконец, стабилизировалось. Взгляд сфокусировался на плоскости белого потолка, расчерченного тонкой паутиной ломаных трещин. Поворот головы дался нелегко, но вместе с подступившей к горлу тошнотой пришло понимание, что он находится на собственной даче: замысловатые фиолетовые вензеля на отслаивающихся от стен обоях и старые семейные фотографии в деревянных рамках, висящие справа от кровати, не оставляли в этом никаких сомнений.
Макс потянулся к стакану с водой, стоящему на тумбочке, и ощутил на правом запястье холодное кольцо, жестко фиксирующее руку. В панике он попытался вскочить с кровати, задергался, будто пойманный в силки зверь, но наручники на обеих руках и лодыжках, пристегнутые к металлической раме, держали крепко и позволяли лишь приподнять конечности над кроватью. Резкие движения породили оглушающий лязг металла о металл и пронзительные вибрации боли. Сознание снова утонуло во тьме.
Человеческие крики и утробное низкочастотное урчание, доносящиеся с улицы, вернули его из забытья. Он аккуратно напряг руки и ноги, медленно приподнял голову, чтобы оглядеться, и убедился, что одет в камуфляжную форму и все также пристегнут наручниками к кровати в собственной спальне. В ярком свете, льющимся из окна, расположенного напротив ажурного кованого изголовья, он узнал привычный интерьер. Небольшая комната, оклеенная темными выцветшими обоями, помимо кровати и тумбочки вмещала старый, дышащий на ладан трехстворчатый деревянный шкаф, массивный письменный стол, стоящий у противоположной стены, две книжные полки над ним и вращающееся кожаное кресло с высокой спинкой. Между столом и дверью, ведущей в коридор, висели настенные маятниковые часы, которые уже лет десять показывали одно и то же время.
Накатила тошнота, он откинулся на подушку, и вдруг осознал, что теперь часы идут, отсчитывая секунды с глухим металлическим звоном. Возможно, последние секунды его жизни.
— Здравствуй, Макс!
Он вздрогнул, не сразу поняв откуда донесся знакомый голос, и снова приподнял голову. Собственное имя и фамилия всплыли откуда-то из глубин неконтролируемой памяти — Максим Гордеев.
В кожаном кресле перед ним, заложив ногу за ногу, сидел незнакомец. Направленный из-за его спины свет не давал возможности разглядеть в подробностях лицо, был различим лишь силуэт мужчины, облаченного в ярко-красную майку, голубые джинсы и такие же как у Макса трехцветные кроссовки. На его коленях лежал автомат.
— Плохо тебе, вижу, уже пару часов жду, когда очухаешься, — произнес незнакомец и засмеялся, — видимо, удар не рассчитал. Но затылок у нас с тобой крепкий, я знаю!
— Кто ты, — прошептал Макс, разомкнув пересохшие губы и с трудом ворочая опухшим языком, — и что тебе от меня нужно?
Мысли метались словно испуганные рыбки в темном аквариуме. Макс был обычным программистом, заканчивал пятый курс университета, долгов и врагов не имел, не практиковал милитари или секс в наручниках, в армии не служил, и даже предположить не мог, почему и как оказался в военной форме и стальных браслетах.
— Ты скорее поверишь собственным глазам, нежели моим объяснениям, — со смехом заявил сидящий в кресле человек.
Он положил автомат на стол, встал и сделал два шага к кровати, на которой лежал Максим. Когда мужчина наклонился и приблизил ухмыляющееся лицо, у Макса перехватило дыхание: в незнакомце он узнал самого себя. То же скуластое лицо, серые глаза, густые, сходящиеся к переносице брови, прямой с небольшой горбинкой нос и темно-русые короткостриженые волосы.
Снова двоение в глазах, снова тошнота, на этот раз от осознания абсурдности ситуации. Макс крепко зажмурился, а когда разомкнул веки, увидел все то же отражение своего лица и глаза, источающие иронию и любопытство одновременно.
— Макс, меня тоже зовут Макс. Я — это ты, или ты — это я, формулируй так, как тебе больше нравится. Кстати, предвосхищая твой вопрос, сразу скажу, что стальную дверь я открыл собственным ключом. Судя по семейным фотографиям на стене, твоя реальность практически не отличается от моей, по крайней мере, на первый взгляд.
