Меня зовут Люси Бартон - [17]

Может быть, оттого, что она впервые упомянула моего отца, а не только его грузовик, или потому, что она назвала чью-то дочь красивой, я произнесла саркастически:

– Не знала, что тебя когда-нибудь интересовало, что значит быть знаменитым. – И я сразу же пожалела об этом: ведь моя мама нашла ночью дорогу в подвальное помещение этой ужасной большой больницы, она хотела убедиться, что с ее дочерью все в порядке. Поэтому я продолжила: – Но я иногда думала об этом. Потому что однажды видела ее – тут я назвала имя одной знаменитой актрисы, – в Центральном парке. Она гуляла одна, и я подумала: «Каково это?» – Я сказала все это, чтобы загладить свои слова.

Мама слегка кивнула, глядя в окно.

– Ладно, – сказала она. Через несколько минут ее глаза закрылись.

И только много лет спустя я подумала, что она, возможно, не знала знаменитую актрису, которую я упомянула. Мой брат сказал однажды, что, насколько ему известно, мама никогда не была в кино. Мой брат тоже никогда не был в кино. Насчет Вики не знаю.

Я увидела художника, которого знала в колледже, через несколько лет после того, как лежала в больнице. Мы встретились на открытии выставки другого художника. Мой брак тогда трещал по швам. Произошли вещи, унизительные для меня: мой муж сблизился с женщиной, которая приводила моих девочек в больницу. У нее не было собственных детей. Я попросила, чтобы она больше не приходила в наш дом, и он согласился. Но я совершенно уверена, что у нас с мужем была ссора в тот вечер, когда мы пошли на открытие выставки. И я помню, что не переодела топ. Это был пурпурный вязаный топ; на мне была юбка, и в последнюю минуту я надела длинное синее пальто мужа. Наверно, муж был в кожаной куртке. Помню, как удивилась, увидев там художника. Казалось, он занервничал, увидев там меня, и его взгляд задержался на моем пурпурном вязаном топе и темно-синей юбке. Они плохо сидели, и цвета не сочетались. Я увидела это только дома, взглянув в зеркало. Значит, он увидел меня такой. Это не имело значения. Значение имел только мой брак. Но встреча с художником в тот вечер все-таки не прошла бесследно, если спустя много лет я все еще вижу это длинное синее пальто и безвкусный пурпурный топ. Художник по-прежнему был единственным человеком, который умел заставить меня смутиться из-за моего внешнего вида, и это было любопытно для меня.

Я уже говорила прежде: меня интересует, как мы ухитряемся чувствовать свое превосходство над другим человеком, другой группой людей. Это происходит повсюду, все время. Как бы это ни называлось, я считаю, что это в нас самое низкое – потребность найти того, кого можно унизить.

Писательница Сара Пейн, с которой я познакомилась в магазине готового платья, должна была выступать в Нью-Йоркской публичной библиотеке. Я прочитала об этом в газете через несколько месяцев после нашего короткого разговора и удивилась: она редко появлялась на публике. Мне казалось, что она живет затворницей. Когда я высказала эту мысль вслух при одном человеке, который, по его словам, был с ней знаком, он сказал: «Не такая уж она затворница, просто Нью-Йорк ее не любит». Мне сразу вспомнилось высказывание другого мужчины, который сказал, что Сара была бы хорошей писательницей, если бы не ее склонность сострадать. Я отправилась в библиотеку послушать ее выступление. Уильям не пошел со мной, он сказал, что предпочитает остаться дома с детьми. Это было летом, и народу пришло гораздо меньше, чем я предполагала. Человек, который критиковал сострадание в ее книгах, сидел в заднем ряду один. Темой встречи была художественная литература: что это такое, и все в этом роде. Героиня одной из книг Сары Пейн называет бывшего американского президента «дряхлым стариком, жена которого правит страной с помощью своих астрологических таблиц». Сара уже получала неодобрительные письма: люди писали, что им нравилась ее книга, пока они не дошли до того места, где этот персонаж говорит такое об одном из наших президентов. Сотрудник публичной библиотеки, который вел это заседание, казалось, удивился, услышав это.

– В самом деле? – уточнил он.

И она подтвердила:

– В самом деле.

– И вы отвечаете на такие письма? – поинтересовался библиотекарь, и его пальцы коснулись стоявшего перед ним микрофона.

Сара сказала, что не отвечает на них. При этом ее лицо утратило сияние, которое я заметила, столкнувшись с ней в магазине готового платья.

– В мои задачи не входит пояснять читателям, где голос персонажа, а где личная точка зрения автора.

И уже одна эта фраза заставила меня порадоваться, что я сюда пришла. До библиотекаря, по-видимому, не дошел смысл сказанного Сарой.

– Что вы имеете в виду? – спросил он, и она повторила.

– А какие задачи, по-вашему, стоят перед писателем? – осведомился он.

И она сказала, что ее задача как писателя – раскрыть состояние человеческой души, рассказать нам, кто мы такие, что думаем и что делаем.

Одна женщина в зале подняла руку и спросила:

– Но вы действительно так думаете о бывшем президенте?

Сара Пейн, помолчав с минуту, ответила:

– Я отвечу на этот вопрос. Если та женщина, которую я вывела в своем романе, называет этого человека старым и дряхлым и утверждает, что его жена правит страной с помощью своих астрологических таблиц, то я, – она сделала паузу, – я, Сара Пейн, гражданка этой страны, я бы сказала, что президенту еще мало досталось от женщины, которую я придумала.