Меня нельзя бросить - [3]
И с какой же неутомимостью, с каким искусством улаживала с этими «мерзавцами» самые сложные, самые запутанные конфликты!
— А сейчас давай завяжем ребенку уши!
Алиса Викторовна схватила чайное полотенце.
— В нем дырочка! — смеясь, отбивался Костя. — Я услышу!
— В таком случае не можешь ли подсластить нам существование? Поезжай-ка в центр за тортом «Идеал». Знаешь, в Столешниковом? Или тебя больше устраивают конфеты?
Экстравагантный в желто-красную полоску свитер Алисы заметно пообтерся на худых ее локтях, не первый год таскала она и поношенное клетчатое пальто. Но всем ее друзьям была известна ее широкая, хотя и несколько бестолковая щедрость. Не удалось отвертеться и Косте.
— Не оскорбляй меня, дитя! Я кредитоспособна!
Но когда мальчик ушел, темный глаз ее серьезно и печально уставился на Елену.
— Уходит? — спросила она.
— Да, — кивнула Елена.
Губы Алисы покривились.
— Причина?
Стараясь собраться с мыслями, Елена молчала.
— Только попроще, без разницы в мировоззрении.
— Не знаю, с чего и начать. Уж очень мелко... Одно это с телевизором...
— С телевизором? — насторожилась Алиса.
— Да так... пустяки. Купил он на днях «Темп». Внесла и я свою долю. Прихожу, а он уже у себя поставил. Хотя смотреть там неудобно: комната-то меньше нашей.
— Зато, видно, взнос больше, — резонерски вставила Алиса.
— Не в этом дело. Ему даже в голову не пришло, что можно было поступить иначе. И так всегда, во всем! Когда я не удержалась, съязвила: «Нам по билетам входить?», — он даже не понял. Книжный шкаф у него всегда на запоре, стол тоже...
— Он, что же, любитель книг?
— Нет. Говорит, «надо быть в курсе». Покупает новинки. И хорошее и плохое... В театр, по-моему, иногда ходит, тоже чтобы «быть в курсе». Да что шкаф! Сам он словно на запоре. Вот вчера пришла я с работы. Устала, как черт. Докладывала на коллегии министерства о новых средствах химической защиты кабеля. Целый год над этим билась...
— Неужто провалили?
— Нет. В целом поддержали, но чтобы доработала. Плохо, что вылез этот Мохов, стал подкапываться. Боится, что его «липовые» достижения лопнут. А я привела цифры, факты. Посадила его в калошу...
— Ты не отвлекайся, — снова перебила Алиса.
— Ладно. Пришла домой, озноб меня бьет. Кости нет: школьный вечер. Легла к себе за шкаф, и так мне захотелось, чтобы он зашел, дал бы хоть чаю горячего. Знаю, что дома: под его дверью свет. Не мог он не слышать, что я вернулась. До того дошла, что вот этот стул как грохну об пол!.. Он является: «Не мешай мне работать». И все. Понимаешь, все! Не чувствует он чего-то самого главного. Даже удивляется: «Не пью, не курю, чего тебе еще надо?» На все мои доводы есть у него одна фразочка: «Ты меня не учи». Или еще: «Не дури...»
— Так он же не лингвист, а техник!
— Хотя бы сейчас без шуток!
— Нет, милая, сейчас мне совсем не до шуток. — Темный глаз Алисы смотрел мрачно. — Не скажу, чтобы нарисованный образ меня пленял. Но бывает кое-что похуже.
— Хуже?
— Да. Одиночество.
— Нет! Это не хуже. Я даже рада, что наконец освобожусь...
— Не лги, — спокойно произнесла Лиса. — Представь себе реально: к тебе заходит только молочница, от силы — электромонтер; получаешь ты лишь служебные извещения или серенькие жировки. Особенно плохо тебе по праздникам. Скажем, под Новый год ты даже организуешь елочку. И вот вы с Костей молча около нее сидите. Мило?
Помолчали, Алиса смотрела на подругу все так же безжалостно.
— В твоем возрасте не дают себя бросить, — медленно произнесла она.
— Не понимаю... Как это «не дают бросить»? — пожала Елена плечами. — Ты бы, например...
— Оставь мой «пример». Он нетипичен. Я одинокая старая женщина. И, как чеховский мещанин, даже «горжусь этим», — Алиса грустно усмехнулась. — А ты совсем другое: настоящий, положительный элемент. К тому же моложе меня. Хотя и у тебя вот этого с каждым годом будет все больше и больше. — Сухонькой, словно игрушечной, ручкой Алиса коснулась виска подруги там, где поблескивали белые нити.
Женщины снова помолчали.
— Скажи, он у тебя прописан?
— Нет. Особая история...
— Даже этого не могла провернуть! Закурю, чтобы не расстраиваться от подобного бреда... — Прямо из кармана Алиса вынула помятую сигарету, задымила.
— Тогда он потерял бы право на комнату Гостенко. А Клавдия Степановна с ними судилась...
— Какие Гостенко?
— Супружеская чета. В сорок первом эвакуировались из Винницы. Когда Виталий был на фронте, Клавдия Степановна не то сдала, не то продала им его комнату. Гостенко утверждают, что продала за сорок тысяч. Но пойди докажи! Нашлись, однако, и у них какие-то зацепки, вот Виталию и пришлось поселиться в одной комнате с мамашей.
— Тут он тебя и встретил? — Зеленый глаз Алисы сверкнул.
— Я понимаю, о чем ты... Нет! Нет! Не так все просто! — Елена почти умоляюще протянула к ней руки. — Ведь четыре года тому назад в комнате рядом жила моя мама. А когда мама умерла, он...
— Туда въехал? Мило. Ну, ладно, не буду. Вижу, что такая постановка вопроса тебя убивает. Хотя уверена, что ему куда приятнее иметь тебя и Костю за стеной, чем подобную мамашу под боком!
— Теперь он мог бы жить один. Сегодня я узнала, что Гостенко наконец уехали...
