Меня не узнала Петровская - [9]

Интересно, могла бы я покончить с собой? Наверное, да. Хотя нет. Нет! Я не могу умереть, не могу потому, что еще ничего не испытала. Даже поцелуй. Этот дурак Лисичкин не в счет. Вот если бы меня поцеловал Кашин! Но только по-настоящему!

Интересно, как это? Наверное, от этого сходят с ума и теряют сознание. А иначе ведь стыдно. Как потом смотреть в глаза?

В два часа раздался звонок. Я шла открывать, и внутри меня всё дрожало. Так всегда бывает, когда еще не знаешь, кто к тебе пришёл. Я открыла и увидела… Милку.

— Пришла! — сказала я.

— Я не к тебе пришла, — сказала Милка и побежала вниз по лестнице.

Не ко мне, так к кому же… вот дурочка!

Я догнала ее и обняла. Она тоже обняла меня, и нам стало очень хорошо. Милка стала говорить, как ей надоела гущинская компания, какие они зануды и как с ними скучно. Она сказала, что со мной в тысячу раз интереснее и веселее.

Потом мы гуляли, пели песни и смеялись. Вначале ели у меня, потом у Милки. Потом опять гуляли. Вечером пошел снег. Снег! Снег! Ура! Скоро будет зима! Алешка, слышишь, скоро будет зима! Уже первый снег. Жалко только, что этот снег я видела без тебя.

Мне всегда бывает жалко, если что-то хорошее я вижу без тебя.

18 ноября

Вот меня и приняли в кружок.

В первый же день Игорь Александрович задал нам сделать шараду. Мы сделали шараду на слово «виноград». В «вине» я играла буфетчицу, а в «граде» — старую колхозницу.

Игорь Александрович меня очень хвалил, а я так покраснела! Кашин от меня не отходил, так что Игорь Александрович даже спросил, не сестра ли я ему.

Ах, если бы это было не дружеским участием! А то ведь это он только по-дружески. А вообще мне льстит, что меня взяли в кружок. Там ведь семиклассников совсем нет. Кроме меня, Кашина и Нинки Игошиной из 7-в класса. Остальные — девятиклассники и десятиклассники. Семиклассников берут только в исключительном случае. А меня взяли! Так что, Кашин, совсем я не хуже тебя. Понял, чёрт лохматый?

21 ноября

Ужасно я ждала этого дня, потому что сегодня опять был кружок. Читали пьесу Брехта. Брехт — это хороший писатель. Я вначале в этой пьесе ничего не поняла, но Игорь Александрович все объяснил, и мне тоже стало понятно. Интересно, какую мне дадут роль? Но Брехт — это не последний вариант. Просто Игорь Александрович сказал нам самим принести пьесы, которые нам нравятся, и Кашин принес Брехта. А я… Что же нравится мне? Я бы, пожалуй, поставила пьесу «Сережа Стрельцов». Там про нас, семиклассников, и про любовь. Я очень похожа на Сережу Стрельцова, только это мужская роль. После кружка шли вместе с Игорем Александровичем. Говорили.

Оказывается, он хорошо знает Крючка. Он ведь тоже до нас учился в нашей школе. Он тоже сказал Кашину, что нельзя быть к ней таким жестоким. Ещё он сказал, что беспощадность свойственна нашему поколению. Что их поколение, может, и было не таким развитым, но зато было добрее. Да, Игорь Александрович уже достаточно пожил на этом свете. Ему двадцать три года, а это, как известно, не первая молодость.

Может, Кашин послушается хоть Игоря Александровича? Раньше я думала, что Кашин никого на свете не уважает и не постесняется, что он даже с министром будет говорить оттопырив губу, но теперь вижу, что это не так. Он любит Игоря Александровича и так на него смотрит!

Я школе… В школе ничего нового. Разве что эти дуры лопаются от злости, что Милка опять со мной, со мной, а не с ними. Но теперь, когда у меня есть этот чудесный кружок, чихала я на них.

23 ноября

Сегодня Игорь Великорожин подставила мне ножку. Я упала, разорвала немецкие чулки и разбила коленки. А остальные мальчишки ржали. Я плакала не оттого, что мне было больно, а оттого, что они так ржали, и потом, когда я упала, это было вряд ли красиво. Недаром они ходили за мной и вопили:

— А у Суховой розовые штаны!

Ничтожества! Пошляки и ничтожества!

Кашина на этой переменке не было. Он был на четвертом этаже у десятиклассников. Они готовили отрывок ко дню рождения Лопе де Вега. Мы в кружке его празднуем.

Я одна бросилась на Великорожина и стала его царапать. Оказывая слабенькая, как сама думала о себе раньше. Я сильная. До лица он меня не допустил, но руки я ему изрядно исполосовала. Теперь я знаю, что я буду делать, — бить. Я буду бить.

На ботанике Варвара Романовна спросила Великорожина, что у него с рукой. Весь класс тут же уставился на меня. Кашин удивленно спросил, не моих ли рук это дело. Вместо ответа я поднялась и сказала:

— Варвара Романовна! Это я поцарапала Великорожина. Пусть сам скажет за что.

Класс загудел, а Дмитриев вдруг тоненьким голосом выкрикнул:

— А у Суховой штаны розовые!

Кашин поднялся, подошел к Дмитриеву, и никто не успел опомниться, как Кашин ударил Дмитриева по лицу! Ужас что было!

Варвара Романовна закричала, чтоб Кашин вышел из класса. И Кашин пошел. Но я не могла, чтобы он ушел! Я встала и пошла за ним.

— Ты куда? — крикнула Варвара Романовна.

— За ним, — сказала я.

Все засмеялись, а Великорожин выкрикнул, что у нас с Кашиным любовь.

— Какая ты дрянь, Великорожин, — сказала Варвара Романовна.

Тогда поднялся Ромка Хейфец и вдруг сказал, что все дураки и никакой любви у нас с Кашиным нет, а просто дружба, и что он уходит вместе с нами.