Менестрели в пальто макси - [31]
Тем временем грянула увертюра — начался настоящий концерт. Надо было хорошенько напрячь слух, чтобы уловить все нюансы застенчиво-протяжного курканья лягушек. В лесном озерце их обитало около полумиллиона, они турчали, сменяя друг дружку, берегли голос и артикуляционный аппарат. Можно было не сомневаться, что концерт продлится допоздна. Можешь идти, - сказал я, - никто не держит. И дверью хлопать не надо - топ-топ по дорожке, и все. Ступай, ступай, а я лично останусь послушать концерт. На целый день? - ты подпрыгнула от возмущения. — До самого вечера? Так и проваляешься здесь? И есть не пойдешь? Там видно будет, - ответил я. - Насчет еды не беспокойся. Проголодалась? Давай наберу тебе черники. Или малины, хочешь? Можно нарвать молодой заячьей капусты? Или молоденьких сосновых побегов - мягкие они, нежные. Похожи на цукаты или как там еще. Не уходила бы, а?
Ты погрозила липким от смолы пальчиком, чмокнула меня в щеку и уснула. По-моему, я любил тебя, во всяком случае хотел любить. Лягушки распелись громче, смелее, но все-таки монотонно, такое кого хочешь усыпит. Я знал - fortissimo они достигнут после полудня, тогда хор будет греметь на целую версту окрест. Далекий монотонный гул - настырный, почти однородный, меланхоличный. Но, пока отдыхаешь после ночного перехода на берегу озера Дайлиде, отгоняешь мошкару от твоего лица, собираешь мурашей с твоих голых икр, у тебя бездна времени, и можешь различать даже тонкости, оттенки жалобы лягушачьего племени на несовершенство мира сего, предчувствие печального конца. Это был один из последних концертов того лета. Еще не самый последний, но гастроли уже шли к концу. Лягушки квакали по велению природы, а жаловались, что ни говори, на неправедное устройство мира. Ты спала. Видимо, сладким, крепким сном. Не шутки - целую ночь на ногах. Я-то слегка вздремнул в засаде - мы ходили к поилкам поглазеть на кабанят нынешнего помета и чуть было не прозевали их. И теперь ты спала под мечтательное курканье лягушек, под пыхтение лесопильного грейдера за озером Дайлиде - тоже монотонное, под заливистую песенку дрозда и звонкое пение юной Мирей Матье в транзисторе на ближней тропе. Она уже научилась петь по-немецки: Ganz Paris ist ein Theater. Und dort spielt ein c'est la vie! Лягушки ее заглушали. Они забивали и гатер, и дроздов, и детский гомон в орешнике. Я спустился к воде - она была бурая, теплая и неглубокая. Топнул ногой - несколько оркестрантов, вытянув ножки, скакнули в глубину и глядели на меня, выставив над поверхностью широкие лягушиные рты, продолжая музицировать. И как только не надоест, подумал я. Как не надоест квакать, куркать, стонать, жаловаться, мокнуть в этой мутной луже и пускать пузыри? И знают ведь - концерт неизбежно закончится. Возможно, оттого и наяривают от рассвета до полуночи? Мне показалось, что именно у нашего берега, под нашей елью, оркестр сосредоточил свой цвет, виртуозов, — временами я различал самый настоящий стон, просьбу выслушать и даже затаенное рыдание.
Ты спала. После такого захватывающего зрелища, как малыши-кабанчики на водопое, можно и отдохнуть. Сизоворонка устроилась на кряжистом суку старого дуба и долго глядела на тебя, потом резко тряхнула своим великолепным хвостом и улетела. Никто не обращал внимания на лягушачий концерт - ни занятые сбором ягод девушки, ни стайка детсадовцев, просеменивших мимо под водительством тоненькой, как былинка, воспитательницы Маргариты, чьим косам и осиной талии завидовало все женское население городка.
Детишек гораздо больше удивляло спящее под елкой существо — то есть ты. Занимали твоя зеленая брезентовая куртка, брюки с карманами ниже колен, откинутая вбок рука с бесшумно идущими часами. Даже Маргарита замедлила шаг, вгляделась и, откинув за спину тяжелую золотистую косу, поспешила догнать стайку малышей. Лягушки никого не интересовали. Гатер ненадолго умолк. Затем загремел с такой яростью, что забил и лягушек, и грохотавший по улице Антанаса Баранаускаса тягач - на платформе чернел бронетранспортер.
Я набрал малины, черники, нащипал кислицы, отломил несколько сосновых побегов. Нам не грозили ни цинга, ни авитаминоз. Идущий мимо Бернардас Рагялис угостил меня сигареткой - я взял две, он не рассердился. Жизнь казалась прекрасной, солнечной, сытой и даже великолепной. Голубая струйка сигаретного дымка медленно всплыла над кустом лещины, под ним лежала ты. Уже не спала. Я курил, ты грызла побег. Изо рта брызнул зеленый сок. Жизнь была вполне сносной. Гатер замолчал, а тягач давно укатил своим путем. Лягушки приближались к кульминации - вот-вот грянет fortissimo. Некоторым диссонансом в концерт вторглась красная пожарная машина - принялась качать в свой резервуар мутную воду озера Дайлиде. Для этого дела пожарные соорудили специальный подъездной мостик. Возможно, в цистерну угодило и несколько нерасторопных квакушек.
Я расстегнул твою кофточку и положил ладонь на маленькую грудку. Собственно, не так уж она была мала - размером с двух сидящих друг на дружке лягушек. Еле умещалась в ладонь. Моя ладонь подрагивала - так колотилось твое сердце под тонкой, почти прозрачной кожей. Однако ты натянула на тело сорочку, прикрыв лягушиную наготу, и сказала: брось дурить, понял? Без злости, но решительно ты объявила, что тебе надоело и ты идешь домой. Да нет же, ты вернешься и даже принесешь что-нибудь поесть. И еще - газету и радио. Нет уж, заметил я, ради бога, без радио. Ах, спохватилась ты, - концерт! Именно, сказал я, -
Юргис Кунчинас (1947–2002) – поэт, прозаик, эссеист, переводчик. Изучал немецкую филологию в Вильнюсском университете. Его книги переведены на немецкий, шведский, эстонский, польский, латышский языки. В романе «Передвижные Rontgenоновские установки» сфокусированы лучшие творческие черты Кунчинаса: свободное обращение с формой и композиционная дисциплина, лиричность и психологизм, изобретательность и определенная наивность. Роман, действие которого разворачивается в 1968 году, содержит множество жизненных подробностей и является биографией не только автора, но и всего послевоенного «растерянного» поколения.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Центральной темой романа одного из самых ярких литовских прозаиков Юргиса Кунчинаса является повседневность маргиналов советской эпохи, их трагикомическое бегство от действительности. Автор в мягкой иронической манере повествует о самочувствии индивидов, не вписывающихся в систему, способных в любых условиях сохранить внутреннюю автономию и человеческое достоинство.
Место действия новой книги Тимура Пулатова — сегодняшний Узбекистан с его большими и малыми городами, пестрой мозаикой кишлаков, степей, пустынь и моря. Роман «Жизнеописание строптивого бухарца», давший название всей книге, — роман воспитания, рождения и становления человеческого в человеке. Исследуя, жизнь героя, автор показывает процесс становления личности которая ощущает свое глубокое родство со всем вокруг и своим народом, Родиной. В книгу включен также ряд рассказов и короткие повести–притчи: «Второе путешествие Каипа», «Владения» и «Завсегдатай».
Благодаря собственной глупости и неосторожности охотник Блэйк по кличке Доброхот попадает в передрягу и оказывается втянут в противостояние могущественных лесных ведьм и кровожадных оборотней. У тех и других свои виды на "гостя". И те, и другие жаждут использовать его для достижения личных целей. И единственный, в чьих силах помочь охотнику, указав выход из гибельного тупика, - это его собственный Внутренний Голос.
Когда коварный барон Бальдрик задумывал план государственного переворота, намереваясь жениться на юной принцессе Клементине и занять трон её отца, он и помыслить не мог, что у заговора найдётся свидетель, который даст себе зарок предотвратить злодеяние. Однако сможет ли этот таинственный герой сдержать обещание, учитывая, что он... всего лишь бессловесное дерево? (Входит в цикл "Сказки Невидимок")
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.