Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - [87]

Я бросил взгляд через плечо. В открытую дверь я увидел, что голубые огни исчезли. Двери закрывались. Голоса стихали. Детей укладывали спать.

Я пошел дальше по квартире.

В комнатах было еще больше беспорядка. Сокровища, скрытые среди барахла, или же предметы, от которых явно не успели избавиться. Бумажник, в котором лежала лишь фотография улыбающегося ребенка. Большие золотые часы «Ролекс», где секундная стрелка двигалась рывками; это сразу же выдавало фальшивку. А на крышке мусорного ящика, куда были засунуты пластиковые сумочки, часы с каучуковыми ремешками и устаревший видеоплеер размером с чемодан, я увидел коробочку, которую искал.

Пурпурно-красная, обрамленная золотом.

Достаточно маленькая для того, чтобы спрятать ее в руке.

Я поднял ее. Нажал на защелку, и крышка открылась. На крышке, на старой белой шелковой ткани маленькими черными буквами было написано: «По договоренности», прямо над львом и единорогом. Внизу стояли имя и адрес: «Джей Ар Гонт & Сын, лтд, Кондуит-стрит, 60, Лондон».

А в нижней части коробки, удерживаемый темно-красной ленточкой, на словно запыленном пурпурном бархате лежал крест Виктории.

«За героизм», — прочитал я, закрыл коробку и повернулся.

Коп сгреб меня за глотку и одним ударом отбросил назад.

Я свалился на штабель DVD-плееров «Блю рэй» и ударился затылком о домашний кинотеатр. Коп ухватил меня за воротник и рывком поднял на ноги. Приблизив лицо к моему, он открыл коробку. Я чувствовал между нами его кевларовый жилет, словно кирпичную стену. И я увидел, что он примерно моего возраста. Он уставился на орден, потом повернулся ко мне.

— Это принадлежит тебе? — спросил он.

Я покачал головой.

— Другу, — ответил я.

— Объяснишь в отделении.

И тут распахнулась дверь спальни, и оттуда, завопив, появилась старуха с бейсбольной битой.

Она размахнулась, чтобы ударить полицейского по голове, и он едва увернулся. Бита разбила экран чудовищного по размерам телевизора. Продолжая вопить, женщина подняла биту, чтобы ударить снова.

Мать Старых Парней. Они любили свою мамочку.

Я бросился оттуда со всех ног, сунув орден в карман, оставив в квартире копа в бронежилете и старуху с бейсбольной битой, которые сцепились друг с другом среди всей этой бесполезной роскоши.

Ночью мы сидели в полутемном отделении, задернув занавески вокруг кровати. Мик говорил очень тихо, чтобы не тревожить спящих. Кен вытянулся на постели, скрестив руки на груди. В его дыхании слышались хрипы и свист.

— От Мельбурна на машине надо проехать миль шестьдесят, — говорил Мик. — От моста Сан-Ремо переправиться на остров Филлип.

— Он знаменит своими фиш-энд-чипс, — сказал Кен.

Мик кивнул.

— В Сан-Ремо ловят много рыбы, папа. Там тебе приготовят лучшую жареную рыбу с картофелем во всем мире.

Кен удовлетворенно кивнул. Мик продолжал:

— На острове Филлип пингвины выходят на берег только после заката. Чтобы не напали хищники. Как только темнеет, они начинают выпрыгивать из воды, и их видимо-невидимо, гораздо больше пингвинов, чем ты можешь себе представить, папа. Они выходят из моря, идут по пляжу и скрываются в своих норах среди дюн. Их тысячи, папа. Тысячи пингвинов выходят из моря и маршируют по Саммерленд-бич каждую ночь.

Кен засмеялся при этих словах, но смех перешел в кашель. Я кивнул Пэту, и мы выскользнули наружу, пока Мик помогал отцу надеть кислородную маску. Он уже здорово наловчился это делать. Очутившись за занавеской, Пэт взглянул на меня, не желая уходить.

— С ним все в порядке, — сказал я. — С ним теперь его сын.

26

Я вез их в аэропорт.

Старик сидел на пассажирском месте, безукоризненно выглядящий в пиджаке, рубашке и галстуке, хотя вещи висели на нем, как на вешалке. Но дыхание его сегодня было спокойным и ровным, а лицо чисто выбритым. Машину наполнял аромат «Олд спайс». Старик навел марафет.

Он снова и снова выуживал из кармана пиджака жестянку «Олд Холборн», но не делал попытки закурить. Я решил, что он ждет, пока сядет в самолет.

Мик дремал на заднем сиденье, до сих пор не оправившись от перелета. По бокам от него сидели Пэт и Синг Рана. Оба вытянули шеи, когда мы подъехали к аэропорту и в небе закружилось множество самолетов.

Компания «Квантас» встретила его с размахом. Кислородный бак. Кресло-каталка. Хорошенькая молодая женщина с мельбурнским акцентом и солнцем в волосах. Кен от всего отказался, хотя был очень слаб, и очень медленно пошел сам, давно забытой старой моряцкой походкой вразвалку, крепко держась за руку сына, переплетясь с ним пальцами.

Семья ждала нас у стойки регистрации. Иэн и Трейси, перекошенные в улыбке. Их супруги и куча детей и внуков, почесывающих животы с кольцами в пупках и тупо глядящих в свои мобильники, желая оказаться отсюда как можно дальше. Кену в руки сунули ребенка. Мгновение он повосхищался им и тут же отдал обратно.

— Папа, — проговорила Трейси, — с размаху обнимая отца. — О, папа!

Кен вежливо отстранился, разглядывая свой свернутый посадочный талон.

— Совсем забыл, — сказал он и полез в карман, где лежал «Олд Холборн».

Он вынул оттуда маленькую пурпурную коробочку. Мы все смотрели, как он ее открыл, бросил короткий прощальный взгляд на свой крест Виктории и снова закрыл коробочку. Потом протянул ее Пэту.