Men from the Boys, или Мальчики и мужчины - [23]

Он выпрямился, стоя над могилой. Должен признаться, что парень хорошо поработал, приводя могилу в порядок. И хотя моих родителей там не было, я был благодарен ему за это.

— Но мы с Джиной собирались в воскресенье на каток, — сказал он.

Он хотел сказать что-то еще, но я сделал то же самое, что отец всегда делал со мной.

Я взглядом заставил его замолчать.

6

Джони сидела и читала последний выпуск «Гоу герл», пока мать проводила специальной густой расческой по ее длинным каштановым волосам, выискивая вшей.

— Так что ты ответишь, если кто-нибудь скажет, что у тебя вши? — уже не в первый раз спросила Сид.

Джони не подняла глаз от журнала.

— Я отвечу: «Знаете, мисс, у меня нет никаких вшей», — сказала она.

Я продолжил:

— Знаете, мисс, мы пользуемся специальным кремом и специальной расческой, и мама проверяет меня. Она то и дело ищет вшей, мисс, но они все убежали.

— Очень хорошо, — похвалила Сид.

Она стала собирать свои принадлежности — Очень Нужную Густую Расческу От Вшей, Крем Для Волос Для Непослушных Детей, — задумчиво глядя на волосы Джони. В ярко освещенной гостиной они выглядели невероятно блестящими, ослепительно чистыми.

Наш скромный дом в районе Холлоуэй не был большим, но мы снесли на первом этаже разделительную перегородку, и получилось большое открытое пространство, где мы и проводили основное время — ели, читали, смотрели телевизор, отдыхали, охотились на вшей.

К стене было придвинуто небольшое пианино, за которым сидела Пегги и играла. Многие считают этот инструмент слишком громоздким, но мы привыкли к нему. Мы с Пэтом устроились на противоположных концах дивана и читали: я — «Телевидение и радиовещание», он — «Латеральное мышление» Эдварда де Бона. Пегги тщательно подбирала какую-то мелодию.

— Джони, — позвала Пегги, не поднимая глаз от клавиш.

Джони опустила «Гоу герл»:

— Что, Пег?

— У тебя есть вши? — спросила Пегги.

Все засмеялись. Сид покачала головой.

— Не дразни ее, — сказала она, целуя Джони в макушку тщательно обработанной головы.

Но наша младшенькая гордо засияла вампирской улыбкой.

— У меня нет вшей, — сказала она. — Я не вшивая девочка. На мне нет ни одной.

Она спрыгнула из-за стола и взяла банан. Пэт и я снова принялись за чтение. Пегги продолжала наигрывать те же несколько нот.

— Здорово, Пег, — сказал Пэт. — Мэрайя Кери?

Пегги прыснула:

— Мэрайя Кери? Это Мендельсон, солнышко. — Она снова негромко извлекла из пианино надоевшие звуки. — «Lieder ohne Worte». Это означает «Песни без слов».

— Звучит совсем как Мэрайя Кери, — добродушно проговорил Пэт, состроив мне гримасу.

— Чему вас только учат в вашей Рамсей Мак? — фыркнула Пегги.

— Немногому, — ответил он, возвращаясь к «Латеральному мышлению».

Джони возникла передо мной, держа в руке банан, и показала мне свои клыки.

— Не забудь, — сказала она, — Зубная фея еще не приходила.

Пэт и Пегги повернулись ко мне с непроницаемыми лицами, стараясь не улыбаться.

Я кивнул.

— Я работаю над этим, — сказал я.

Джони отошла и уселась рядом с сестрой на стул возле пианино.

— Давай руки, — сказала Пегги. — Я покажу тебе, как играть.

— Джони, — вмешалась Сид, — не играй на пианино, пока ешь банан.

Я направился вслед за женой на кухню. Она экспериментировала с какими-то соусами. Куча разных маленьких мисочек, полных красной и оранжевой массы. На мой взгляд, это было похоже на тайский сладкий соус чили.

— Какая ерунда эта Зубная фея, — проговорил я.

Сид сощурилась:

— Разве у тебя не выпадали зубы?

Я поднял руки.

— Они лежат в спичечной коробке в моей комнате, — признался я. — Но я помню, как она грубо обошлась в «Селфриджес»[11] с Санта-Клаусом. Я думал, она разломает пещеру Санты. А ведь это было — когда? Девять месяцев назад.

— Ох, — сказала Сид. — Ведь это только потому, что Санта был ненастоящим. Понимаешь? Она верит в него, но не доверяет. Разве ты никогда не чувствовал ничего подобного?

Марти высосал три банки «Ред булла» и теперь был готов бросить вызов самой могущественной нации на планете.

— Обама велел вынести из Овального кабинета бюст Черчилля, — сказал он, перебирая перед микрофоном листки со сценарием. — Что происходит?

Он смял в кулаке пустую пивную банку.

— Вы слышали? — спросил он. — Бронзовый бюст Уинстона Черчилля работы Якоба Эпстайна — кстати говоря, стоимостью в сотни тысяч фунтов, — который передали американцам после одиннадцатого сентября, а этот шутник Обама решил, что он ему в Белом доме не нужен…

Он взглянул на меня сквозь стекло. Он ждал звонков от негодующих слушателей, которым не терпелось дать оплеуху американскому президенту. Я покачал головой. Эта тема пока никого не взволновала. Марти продолжил свою пламенную речь:

— Кто заставляет Обаму верить, что в него не осмелятся бросить бомбу в Афганистане? Французы? Немцы? Бельгийцы? Нет — наши ребята. Они стоят плечом к плечу с дядей Сэмом, как всегда делали британцы, в любых войнах. А теперь Обама имеет наглость выбросить бюст Черчилля чуть ли не в мусорный ящик.

Строго говоря, это была неправда. Обама вернул бюст в посольство Великобритании, заменив его бюстом Линкольна. Но Марти был так погружен в американскую культуру, что такие вещи не могли его не ранить. Он чувствовал, что его оттолкнули. Он принял возвращение бюста Черчилля как вызов, и это было хорошо — хорошо для шоу. Плохо было то, что его слушателей, очевидно, не заботило, что именно держит у себя на каминной полке американский президент. Когда он объявил Мэрайю «Я продолжаю любить», я нажал кнопку.